Тень Серафима - Наталья Корнева

В тот же миг сильф почувствовал, как слабо шевельнулись в медальоне защитные минералы — те из них, что замедляли действие ядов. Набор камней остался прежним с битвы со стражами, и во время сегодняшней схватки ювелир был очень рад этому обстоятельству. Но… выходит, использованный инквизиторами порошок — яд? Они что же, решили умереть с ним вместе? Ведь все они тоже вдыхают желтую отраву.

Однако, размышлять над этим сейчас не представлялось возможным. Получив ничтожную секундную передышку и фору, ювелир ринулся навстречу обезоруженным врагам, не давая возможности другим тут же занять их место. Вскользь полоснув кого-то по лицу, отчаянным рывком он вырвался из окружения, пытаясь сменить наконец неудачную позицию, сломать проклятый замкнутый круг!

Живое кольцо врагов оказалось на миг разорвано. Дым расползался по церкви. Мгновенья утекали. С высокой стойки уйдя в кувырок, со всех ног Серафим бросился бежать, равно избегая натыкаться как на живых, так и на мертвых. Тут же устремилась за ним вослед лавина одураченных братьев. Но поздно — сильфа было уже не удержать, как воду из разбитого кувшина. Высоко вздернув колено, со всей оставшейся у него энергией ювелир прыгнул далеко вперед, в окно. В этом прыжке одновременные и почти неразличимые взмахи парных мечей поразили стоявших на карауле адептов святой службы, что вознамерились было ему помешать.

Раздался долгий звон разбивающегося, падающего стекла вперемешку со льдом. Тяжелый многоцветный витраж со священными картинами в один миг разлетелся в стороны и градом острых осколков посыпался на головы его преследователей.

Но, прежде чем коснулся поверхности самый первый сияющий осколок, сильф уже был снаружи.

* * *

И хуже того — как оказалось, было еще кое-что немаловажное, что дракон утаил или, как он сам бы уклончиво выразился, не счел нужным упомянуть в беседе.

Точнее, темных драконьих тайн, которые впоследствии узнал лорд Эдвард, нашлось немало. Но одна из них, непосредственно связанная с обстоятельствами их Игры, одна из них, черт возьми, прямо касалась его самого! и досталась в наследство с той самой драконьей кровью.

Много воды утекло с тех пор, но далекий памятный день в пещере до сих пор временами стоял перед глазами.

День, когда маг был иным, когда он был еще прежним.

…Молодой заклинатель не знал, что и сказать, да и нужно ли лишний раз упражняться в риторике? Дракона в этом скользком искусстве лжецов все равно никогда не превзойти.

Ну а что же без философствований, в сухом остатке? Мало приятного. Похоже, своими собственными руками он выковал себе кандалы.

И ничего-то уже не изменить — Игра начата.

— Ты тщеславен и амбициозен, Эдвард, и обладаешь многими талантами, — всё продолжал свою долгую речь Альварх, так и не дождавшись каких-то ответных реакций. С другой стороны, он хорошо понимал потрясенное состояние гостя и временную его несловоохотливость. — Ты намерен стать правителем, и, не сомневаюсь, этот титул будет тебе к лицу. Однажды задуманное удастся: губительная тяга к власти не дает тебе покоя, и рано или поздно ты добьешься своего. Мне будет полезен такой влиятельный разумный страж. Ты прав: я ничем не рискую, а Игра обещает быть нескучной. Надеюсь, что и ты сам получишь заслуженную долю удовольствия.

Эдвард по-прежнему безмолвствовал, напряженно обдумывая сложившееся положение. Кажется, в драконьих Играх имелось место как игроку, так и развлекающей его игрушке. В любом случае, от него уже ничего не зависело — оставалось только делать хорошую мину при плохой… игре. Хм, занятный каламбур.

— Остался последний любопытный вопрос — почему Ледум? — вдруг живо поинтересовался ящер, словно тревожась, желая отвлечь человека от занимавших его невеселых мыслей. — Может, остановишь своё внимание на чем-то большем, чем скромный пограничный городок на Севере?

— Он станет другим, — с тяжелыми нотками возразил Эдвард, переводя взгляд куда-то вдаль, словно в грядущее. — Я выращу его сам. Я сделаю его таким, как захочу, таким, каких не бывало прежде. Наступит время, и Ледум будет стоять так же незыблемо, как Аманита.

Дракон одобрительно кивнул, будто признавая право заклинателя бросить очередной личный вызов, коли тому так хочется. Этот вопрос был закрыт.

— Ты продемонстрировал поразительную осведомленность в обычаях старшей расы, — поразмыслив, заметил Альварх, и уголок его рта игриво пополз вверх. — Вероятнее всего, ты должен знать также и то, что Страж инициируется смертью. А потому, прежде чем в твои жилы вольется священная кровь драконов, ты обречен умереть. Таков ритуал инициации. Я сам должен убить тебя, умертвить своей рукой. Запомни этот день — ты останешься в нем навсегда. Ты останешься навсегда в этом возрасте — прекрасном возрасте, должен отметить…

Знал Эдвард или нет, ответить он не успел. Уже в следующий миг дракон принял свой истинный облик, едва помещаясь в огромном подземном зале. Маг снова не сумел отследить момент превращения, оно произошло как будто мгновенно и очень легко. Оборотням, мучительно менявшим ипостаси, было безнадежно далеко до старейшей расы Бреонии.

Человек замер, с изумлением воззрившись на явленного ему совершенного зверя. Несмотря на внушительные размеры, покрытое ослепительно-золотыми чешуйками тело дракона было изящным и гибким, и двигалось со стремительной, смертоносной мощью. Но Эдвард не успел детально рассмотреть его, опять не успел понять, что произошло, не успел даже испугаться. Что бы это ни было — сверкающие металлом когти или узкие игловидные зубы — обе сонных артерии человека оказались перерезаны с поистине медицинской точностью, и из аккуратных, но глубоких ранок хлынула алая, с резким гемоглобиновым запахом человеческая кровь.

Как подкошенный, заклинатель упал на колени, инстинктивно пытаясь зажать руками необратимо поврежденные сосуды, одновременно с пронзительной ясностью понимая бессмысленность подобных действий. В глазах человека отразился предсмертный ужас, неконтролируемый первобытный страх умирания. Маг задыхался, а обильная кровопотеря всё продолжалась: струи крови во все стороны расползались от горла, как блестящие шустрые змеи; причудливыми яркими лентами просачивались сквозь сведенные судорогой, перекошенные пальцы. Кровь вытекала, не доходя до мозга. Когда болевой шок отступил, человек вдруг разжал руки и с хриплым сдавленным стоном повалился на пол. Тело сотрясли сильнейшие конвульсии, глаза закатились.

Кровь же была повсюду: на руках, на неброских серых дорожных одеждах, на застеленном ковром полу; длинные белоснежные волосы разметались в беспорядке и тоже переняли цвет крови.

Видя скорый исход, дракон вновь принял человеческий облик и бросился к умирающему. И, оказавшись не в состоянии справиться с силой жажды, не колеблясь приник к вскрытому горлу. Твердой рукой фиксируя положение тела, он не позволял тому метаться в агонии и откровенно наслаждался, наслаждался страшной дегустацией: как известно, предсмертная кровь самая сладкая, перед тем как обратиться в уксус.