Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - Умберто Эко

Заметим, что Сократ не входил в правительство, потому что в таком случае он бы добавил, что если ты считаешь себя вправе игнорировать законы, которые тебе не нравятся, в таком случае, как представитель власти, ты не можешь претендовать, что другие будут подчиняться тому, что им не по душе. То есть не уклоняться от уплаты налогов, не проезжать на красный свет, не грабить банки или (просто к слову) не состоять в связи с несовершеннолетними.

Всего этого Сократ не говорил, но главная мысль его речи все та же: возвышенная, несокрушимая, крепкая, как камень.

Критика поведения нашего премьер-министра вызвала ряд возражений, можно сказать, непристойного характера. Первое имело цель не столько обелить президента, сколько поднять на смех его противников: «Вы, шестидесятники, – говорилось, – когда-то проповедовали свободную любовь и психоделические наркотики, а сегодня вы лицемерные пуритане, осуждающие сексуальные пристрастия премьер-министра, хоть речь и не о сексе, а всего лишь об ужинах с кока-колой лайт» (что за унылые вечеринки, замечу, даже без глотка «Гави» или «Греко ди Туфо»![626]). О свободной любви шестидесятников мне лично известно немного, потому что мне в то время было уже тридцать шесть (тогда это считалось возрастом зрелости), двое детей, профессор. Поэтому я никогда не ходил, голый и длинноволосый, на рок-концерты и не курил марихуану. Однако, мне кажется, тогда под сексуальной свободой подразумевалось, что два человека могут заниматься сексом по свободному выбору и (особенно важно) бесплатно. Что сильно отличается от секса до революции шестьдесят восьмого; времени, так сказать, приснопамятных борделей, где можно было заниматься сексом свободно, но за деньги.

Несомненно, правы те, кто называет пуританами критиков премьер-министра, возмущающихся тем, что он посещает девушек, неустойчивых морально. Каждый имеет право на ту форму секса, которая его удовлетворяет (гомо или гетеро, по-собачьи, садомазо, фелляция, куннилингус и жемчужное ожерелье, онанизм, излияние семени в неподобающий сосуд, любострастные грезы, а также копрофилия, клизмофилия, эксгибиционизм, фетишизм, трансвестизм, фроттеризм, урофилия, вуайеризм – и без совокупления), при условии, что все совершается сторонами добровольно, не причиняется вред тем, кто не хочет в этом участвовать либо не в состоянии дать информированного согласия (поэтому у нас осуждается изнасилование, педофилия, зоофилия и прочие парафилии), и дело происходит подальше от посторонних глаз, чтобы не оскорблять чувства пуритан – как нельзя публично богохульствовать, чтобы не оскорблять чувства верующих.

Должен согласиться, что противники премьер-министра слишком акцентируют сексуальные аспекты «дела Руби». В этом нет ничего удивительного, потому что если итальянцам рассказать о конфликте интересов, коррупции судей, финансовых махинациях или законах ad personam[627], они перелистнут статью, а если дать Руби сразу на первой полосе, проглотят всю газету, вплоть до прогноза погоды. Но оппозиция премьер-министру – это не оппозиция его сексуальным предпочтениям. Это несогласие с тем, что участникам вечеринок премьер-министр раздавал в качестве вознаграждения должности в региональных, национальных или европейских органах власти, и за наш счет. Если зарплату советнику областной администрации, условной госпоже Минетти плачу я (в процентном соотношении) и (пусть и в минимальной доле) тот, кто живет на тысячу евро в месяц, речь не о Пуританах, а о Норме (закона).

Моральная проблема не в том, что нельзя заниматься любовью (поскольку заниматься любовью однозначно лучше, чем войной, как говорили в шестидесятых), а в том, что за это не должны платить те, кто не имеет к этому никакого отношения. Марраццо[628] подлежит критике не за то, что пользовался услугами трансвеститов, а за то, что ездил к ним на автомобиле карабинеров.

Но попробуем предположить, что премьер-министр не тратил на своих гостей государственное добро. Да, у себя дома можно делать все что угодно. Однако это верно для банкира, врача или состоящего в профсоюзе рабочего, но если становится известно, что политик дома занимается чем-то не подобающим его статусу, избежать скандала практически невозможно. Джону Профьюмо и Гэри Харту[629] достаточно было связи с одной-единственной женщиной (по одной на каждого), чтобы разрушить карьеру. Если же женщин много и их возят на вечеринку на автобусе, нельзя помешать появлению шуток о Рубигейт даже в корейских газетах или на тунисском телевидении (проверьте в интернете).

Кое-кто из защитников премьер-министра скажет, что все это происходит потому, что пуритане подсмотрели за частным лицом в замочную скважину и раструбили за рубежом о его предполагаемых проделках. Но начал-то как раз товаропотребитель, когда пошел на день рождения Ноэми и когда побеспокоил полицейский участок, чтобы освободить Руби. Это действия публичные. И когда глава правительства оправдывается, говоря, что искренне верил тому, будто Руби – племянница Мубарака, ведь она сама ему об этом сказала (как поверил ей, когда она сказала, что совершеннолетняя), то, очевидно, за рубежом со смеху помирают, потому что это очень карикатурно: человек, который отвечает за всю страну, принимает за чистую монету то, что говорит ему какая-то профурсетка.

Все заметили, что, покинув пост премьер-министра, Берлускони перестал появляться на первых страниц газет. И не потому, что он так решил. Вот он прекрасно съездил в гости к другу Путину, будто президент Ротари-клуба государства Вануату; прекрасно спустился с вертолета с новыми девицами, а люди подумали, что это его личное дело. И его рейтинг в опросах начал неумолимо падать.

Теперь, когда он объявил о своем возвращении, он снова завоевал себе место на первых страницах. Заметьте, неважно, вернется он в политику или нет, известно, как виртуозно меняет он свое мнение; однако сегодня он здесь, он улыбается нам на каждом углу.

Берлускони, этого не отнять, гений рекламы, и один из принципов, которым он руководствуется: «Говорите обо мне, пусть плохо, но говорите». Впрочем, это техника всех эксгибиционистов: конечно, возмутительно спустить штаны и предъявить свой половой аппарат у входа в лицей, где учатся одни девочки, но тому, кто так сделает, первая полоса обеспечена – а некоторые ради нее даже становятся серийными убийцами. Так что можно предположить, что часть (я говорю про часть, но весьма существенную) харизмы Берлускони для многих избирателей зависела не столько или не только от того, что он говорил или делал, но от того постоянства, с которым его оппоненты в качестве критики неизменно помещали его на обложку. Как вести себя с ним (я говорю это не для его сторонников, а для тех, кто считает его несчастьем для нашей слабой республики) ввиду грядущих выборов?