Защищая Джейкоба - Уильям Лэндей

– Твою мать, малыш, что за бабья истерика? Смотреть стыдно. Я не имею в виду то, что произошло, ясно? Потому что я об этом вообще не в курсе. Я без малейшего понятия, что там случилось с этим малым… как там его? Патц? Я же безвылазно торчу здесь, в этой дыре. Откуда мне это знать? Но если ты воображаешь, что я стал бы плакать, потому что какого-то поганого растлителя детишек убили, или он покончил с собой, или еще что-нибудь, то даже не думай. Туда ему и дорога. Одним куском дерьма на земле меньше. Да и хрен с ним. Все, нет его. – Он поднес ко рту кулак и подул в него, а затем раскрыл пальцы, точно фокусник, демонстрирующий номер с исчезновением монетки. Нету. – Одной мразью на земле меньше, и дело с концом. Без таких, как он, мир только чище станет.

– С такими-то, как ты?

Он сердито сверкнул глазами:

– Ну так я-то еще жив. – Он выпятил грудь. – Не важно, что ты обо мне думаешь. Я еще жив, малыш, нравится это тебе или нет. У тебя не выйдет от меня избавиться.

– Как от таракана.

– Ну да, я упертый старый таракан. И горжусь этим.

– И как же ты это организовал? Потребовал вернуть какой-то должок? Или просто попросил старого друга?

– Я же сказал, я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Ты знаешь, а до меня ведь не сразу дошло. У меня есть приятель-полицейский, который рассказал мне, что этот твой Отец О’Лири бывший громила и что он до сих пор работает решалой. Когда я спросил его, что делает этот самый решала, он сказал: «Решает проблемы». Именно это ты и сделал, да? Позвонил старому другу, и проблема решилась.

Ответа не последовало. С чего ему было облегчать мне задачу? Кровавый Билли понимал суть дилеммы полицейского ничуть не хуже меня. Нет признания, нет дела; нет дела, нет признания.

Но мы оба знали, что произошло. Я уверен, что мы оба представляли одно и то же: однажды ночью, после особенно плохого для Джейкоба дня в суде, Отец О’Лири заявляется к толстяку, запугивает его, машет у него перед лицом пистолетом и заставляет подписать признание. Толстяк, скорее всего, обделался еще до того, как Отец О’Лири его вздернул.

– Ты понимаешь, что подставил Джейкоба?

– Я спас ему жизнь.

– Нет. Ты отнял у него его день в суде. Ты лишил его шанса услышать от присяжных «невиновен». Теперь с его именем будет связано подозрение. Всегда найдутся люди, которые будут считать Джейкоба убийцей.

Билли захохотал. Это был не смешок, а самый настоящий гогот.

– Его день в суде? И ты еще называл меня дураком? Знаешь что, малыш? А ты не настолько умен, как я считал. – Он снова загоготал, утробно, от души. Потом передразнил меня нарочито писклявым жеманным голосом: – «Ах, ты отнял у него его день в суде!» Господи, малыш! Просто удивительно, что ты разгуливаешь на свободе, а я торчу здесь. Ума не приложу, как такое получается? Ты ведь тупой остолоп!

– Куда катится мир? Подумать только, как они могли посадить в тюрьму такого человека, как ты?

Он пропустил мою шпильку мимо ушей и наклонился вперед, как будто намеревался поведать мне на ухо какой-то секрет прямо сквозь дюймовую толщу стекла.

– Послушай, – произнес он, – ты собрался разыгрывать тут борца за правду-матку? Хочешь, чтобы твоего парнишку опять загребли? Малыш, ты этого хочешь? Стукни в полицию. Валяй, стукни в полицию, расскажи им эту свою безумную историю про Патца и этого О’Лири, с которым я якобы знаком. Мне-то какая разница? Я все равно здесь до конца жизни. Мне от этого ни горячо, ни холодно. Давай. Это же твой ребенок. Делай с ним что хочешь. Сам сказал, может, он и отмажется. Валяй, рискни.

– Никто Джейкоба уже никуда не загребет. Дважды за одно и то же не судят.

– И что? Еще и лучше. Ты, похоже, считаешь, что этот малый, О’Лири, совершил убийство. На твоем месте я бы немедленно заявил об этом в полицию. Ты это собираешься сделать, мистер помощник прокурора? Или это может повредить парнишке, а? – Он взглянул мне прямо в глаза, и я вдруг поймал себя на том, что моргаю. – Нет, – покачал он головой, – что-то мне так не кажется. Ну что, мы закончили наш разговор?

– Да.

– Вот и славненько. Эй, конвойный! Конвойный!

Оба охранника со скептическим видом приблизились к нему.

– Мы с сыном наговорились. Эй, ребята, вы видели, какой у меня сын?

Конвойные ничего не ответили, даже не взглянули в мою сторону. Похоже, они думали, что это какая-то уловка, призванная заставить их на секунду ослабить бдительность, и не намерены были на нее попадаться. Их задача – водворить дикого зверя обратно в клетку. А это довольно опасное дело. От протокола отступать не полагалось ни на йоту.

– Ладно, – произнес мой отец, пока один из охранников замешкался в поисках ключа, чтобы пристегнуть наручники обратно к сбруе из цепи. – Приезжай еще, малыш. Не забывай, я все-таки твой отец. И всегда им останусь. – Конвойные подхватили его под локти, чтобы поднять, но он продолжал говорить, как будто не замечая. – Эй, – произнес он, обращаясь к ним, – вам надо обязательно с ним познакомиться. Это мой сын, он юрист. Как знать, может, вам когда-нибудь понадобится юри…

Один из конвойных забрал трубку у него из руки и повесил ее на рычаг. Он заставил заключенного подняться, пристегнул наручники обратно к поясной цепи, затем потянул за всю конструкцию, чтобы убедиться, что он надежно стреножен. Все это время взгляд Билли был прикован ко мне, даже когда конвойные уже погнали его прочь. Что уж он там видел, глядя на меня, оставалось только догадываться. Возможно, всего лишь чужака за стеклом.

Я вспоминаю, как Нил Лоджудис стоял там, скрестив руки на груди, и кипел от злости. Когда-то давным-давно я, возможно, даже похлопал бы его по спине, сказал бы: «Свидетели врут. Ничего тут не поделаешь. Пойди выпей пива и плюнь на это все. Никуда они от тебя не денутся, Нил, – на чем-нибудь другом рано или поздно все равно попадутся». Но Лоджудис был не из тех, кто способен спустить свидетелю с рук такую наглость. Скорее всего, на убийство Патца ему было ровным счетом наплевать. Леонард Патц тут был вообще ни при чем.