Из морга в дурдом и обратно - Андрей Шляхов

— Ты расстроился? — участливо спросила она, пряча зеркальце в сумочку. — Зря я, наверное…

— В этой жизни ничего не бывает зря. — Данилов ободряюще подмигнул Елене, но его показная веселость не обманула ее.

— Все хорохоришься, Вова…

— Ага! — весело подтвердил Данилов. — Не хорохорился, так уже, наверное, помер бы.

— Все так плохо? — Красивые глаза Елены моментально увлажнились, а голос задрожал. — Может быть, тебя перевести?

— Куда? — скривился Данилов. — Вспомни любимую поговорку доктора Жгутикова — «Хрен на хрен менять — только время терять». Везде одно и то же. Вот если домой…

Закинутую удочку сразу же сломали.

— Не сейчас, Вова. Я боюсь… — Елена судорожно всхлипнула, и Данилов поспешил сменить тему:

— У меня все хорошо и будет еще лучше. Вот, отлежу свое и начну жить в полную силу…

— Палата большая? — перебила Елена.

— Четырехкоечная.

Про отсутствие занавесок на окнах Данилов упоминать не стал.

— Соседи не буйные?

— Милейшие люди. Спят целыми днями. Буйных здесь не бывает — не успеешь разбуяниться, как тебя «погасят». Прямо богадельня какая-то.

— Тамара Александровна говорит, что прогноз у тебя в целом благоприятный, но вообще-то все не так просто, как тебе кажется.

— А какой у меня диагноз?

— Она не говорит. Сказала, что диагноз — это личное дело врача и больного, и больше ничье, с чем я вообще-то согласна, и что диагноз еще будет уточняться и, возможно, пересматриваться, что кажется мне странным. Пора бы уже ей представлять, от чего тебя лечить!

— А зачем? — искренне удивился Данилов. — Лечение ведь у всех одно и то же. За исключением каких-то нюансов типа индивидуальной непереносимости того или иного препарата. Ты что — забыла, что учила на пятом курсе?

— Нет, не забыла, но…

— Короче — все путем. Вот гулять разрешили, свидания, значит, дело идет на поправку. Лежу, высыпаюсь, думаю о жизни. Самое примечательное то, что нет желания выпить чего-нибудь покрепче местного чая. А вот квасу — с удовольствием, спасибо тебе.

Данилов отвинтил крышечку, сделал два глотка, завинтил крышечку и сказал:

— Ах, какое блаженство!

— У тебя движения какие-то резкие, дерганые. — Елена заметила неладное. — И сам ты выглядишь немного возбужденным, хотя должно быть… Скажи-ка, Вова, а ты пьешь то, что тебе назначают?

— Пью, конечно, — соврал Данилов. — А малость дерганый я от возбуждения. Первое свидание как-никак. Ладошки потеют, коленки дрожат, язык заплетается…

— А как обстоит дело с этим… — Елена замолчала, подбирая нужное слово.

— С этим — все нормально! — улыбнулся Данилов. — Можешь не волноваться. Все, как и было. Вот сижу сейчас рядом с тобой и чувствую где надо положенное напряжение вместе с томлением.

— Да я не об этом! — возмутилась Елена. — Я о мыслях. Мысли ненужные не посещают больше?

— Нет, посещают только нужные. От всех остальных мне сделали прививку.

— А общее самочувствие…

— Лен! — Данилов укоризненно посмотрел на Елену. — Я так обрадовался твоему приходу, мне так интересно узнать новости, а ты ведешь себя так, словно пришла на консультацию! Хватит обо мне. Видишь — я сижу здесь трезвый, живой и почти здоровый. Все нормально, Лен! Все хорошо. И вешаться меня не тянет, и водку пить не хочу. Хочу просто жить, и все.

— Ты так изменился, Вова…

— Здесь все меняются, как будто старая кожа слезает и вырастает новая. Давай рассказывай, начни с того, что тебе сказали на кафедре и в клубе по поводу моей болезни.

— Интересовались подробностями, но я сказала, что ты сам все расскажешь. Твой мобильный я отключила. Твоя сменщица из клуба, — слово «сменщица» Елена произнесла с заметной неприязнью, видимо Снежана, «дневной» врач фитнес-клуба чем-то ее разозлила, — сказала, что на две-три недели она может, как она выразилась, «поселиться на работе», но на большее ее не хватит.

— Конечно, не хватит, — согласился Данилов. — Там график — с утра до ночи. А-а, ладно, пусть кого другого берут, все равно я здесь надолго застрял. Выйду — осмотрюсь и определюсь заново.

— Я тоже так думаю, — согласилась Елена. — А какие правила на кафедре? Тебе придется брать академический отпуск?

— Над этим я пока не задумывался, какой смысл? А как Никита?

— Передавал тебе привет. Очень хотел приехать вместе со мной, но мне все же удалось его переубедить.

— Думаю, что ему не столько хотелось проведать меня, сколько побывать в психиатрической больнице, — улыбнулся Данилов.

— Я тоже так думаю, — согласилась Елена. — Ему кажется, что здесь филиал цирка…

— Так, в сущности, и есть, только укротители не во фраках, а в белых халатах, вместо хлыста — шприц и все звери сонные. В школе все нормально?

— В школе просто праздник какой-то! — оживилась Елена. — Представь себе, нашелся какой-то герой, респект ему и уважуха, как говорит Никита, который польстился на нашу классную дуру!

— Слепоглухонемой, наверное, — предположил Данилов.

Валентину Антоновну, классную руководительницу Никиты, не мог выносить никто — ни дети, ни их родители, ни коллеги-учителя. По общему мнению, Валентина Антоновна могла довести до истерики не только любого из людей, но и памятник.

— Не знаю подробностей и не желаю в них вникать, но Валентина ходит уже на пятом месяце, а это означает…

— Что скоро о ней все забудут. По меньшей мере на три года.

— Пусть они плодятся безостановочно, — пожелал Данилов.

— Хотя бы до тех пор, пока Никита не окончит школу… Я спросила у Никиты, кого им дадут в классные руководители, а он ответил: «Какая разница, мам, все равно хуже Кочерги никого нет!»

Фамилия у Валентины Антоновны была звучная — Кочеринская. Оттуда и прозвище — Кочерга. Однажды Валентина Антоновна до слез насмешила весь класс, заявив, что Кочеринские — знатная боярская фамилия, внесенная аж в Бархатную книгу, куда был записан весь цвет столбового дворянства. Ушлые дети сразу же раскопали в Интернете список родов, внесенных в Бархатную книгу, и не нашли там Кочеринских. Были Козловские, были Колтовские и Конинские, а Кочеринских не было. К Валентине Антоновне сразу же приклеилось второе прозвище — «Бархатная дура».

Немного помолчали, без неловкости, как молчат наедине люди, хорошо знающие друг друга.

— Ты не волнуйся — Данилов накрыл руку Елены своей рукой. — Я больше не буду делать глупостей, как бы по-детски это ни звучало.

— Это здорово, — сказала Елена, но в голосе ее не было ни энтузиазма, ни веры — только вежливость. — Я рада за тебя.

— Иногда я думаю — а может, это действительно посттравматическая энцефалопатия? — признался Данилов.