Клуб 12 стульев - Коллектив авторов

Наконец старичок биржевик усадил его на драный стул.

— Значит, безработный, — посочувствовал он Антону, внимательно разглядывая брильянтовый перстень на его пальце. — Профессия хоть есть?

— Есть, — кивнул Антон — я киллер высшего разряда

— «Киллер», — старичок покопался в картотеке, — у меня в реестре такой профессии нет. Объясни по-русски, что делать умеешь.

— Стрелять могу.

— Стрелять, стрелять, — старичок снова покопался в картотеке. — Вот, считай, повезло — нужен стрелок в ВОХР на гранатно-патронную фабрику.

— Оружие свое брать или там дадут? — угрюмо осведомился Антон.

— Да нет, никакого оружия не положено, свисток дадут: увидел несуна — свисти. А оружие ни-ни. у них и так текучесть кадров высокая.

— Не, не пойдет, мне надо по специальности, да и свистеть я не могу — соврал Антон. — Может, снайпер кому нужен, я бы снайпером пошел, у меня оптика цейсовская.

— Ладно, введем тебя в картотеку, может, какой заказчик на снайпера найдется, — успокоил старичок, заполняя карточку.

Через неделю Антону перезвонили и пригласили на собеседование в консерваторию. Старший менеджер в красном пиджаке и с серьгой в ухе усадил Антона в кожаное кресло.

— Значит, вы снайпер?

— Вообще-то я киллер, — уточнил Антон, — а снайпером подрабатываю.

— Это хорошо, мы говорим «киллер» — подразумеваем «снайпер», — сострил красный пиджак. — У нас в консерватории ночные дискотеки проводятся, так вот под утро, когда они заканчиваются, нам и нужен снайпер.

— Припозднившихся, что ли, отстреливать? — не понял Антон.

— Да нет, дело в том, что у нас в программу дискотеки входит выпускание воздушных шариков. Так под утро весь потолок в этих самых шариках — лестницей до них не достать, а директор требует к дневным концертам потолок очистить. Работа тонкая, главное — светильники не побить. Оружие дадим, духовушку, правда, но импортную…

Теперь каждое утро Антон, почистив ботинки, казенную винтовку, выходит из подъезда. «Наш-то на работу в консерваторию пошел». — шепчутся у подъезда бабульки. Участковый при встрече за руку здоровается и всякий раз осведомляется, нельзя ли пристроить к храму искусств пару неприкаянных гопников. Ребята из лунцевской бригады завидуют немного — давно ль вместе банкиров-фраеров гоняли, а теперь, гляди ж ты, в натуре, интеллигенция… Вот только пахан ворчит немного: баловство это — по воздушным шарикам из духовушки шмалять, эх. молодежь нынче…

Виталий Уражцев

Почему мужика не расстреляли,

а повесили

Посадили мужика на электрический стул и спрашивают:

— Ну что, товарищ… Тебе сколько сразу влупить: сто двадцать, двести двадцать или триста восемьдесят вольт?

— Чего уж. — отвечает мужик. — Давайте сразу триста восемьдесят… Знаете, очень не люблю, блин, мучиться!

— Молодец, — говорят мужику. — Соображаешь! Хорошо выбрал. Ничего не успеешь почувствовать. Только запах паленой шерсти…

— Хрен с ней, с шерстью, — смеется мужик. — Где наше не пропадало! Ну, с богом! Включайте рубильник. Прощевайте. товарищи и господа!!!

— Будь здоров! В добрый путь! — говорят напоследок мужику и дергают рубильник вниз. Потом, через положенное время, поднимают вверх.

— Ничего не понимаю, — говорит палач. — По идее он должен был сразу скопытиться, а он, вишь, зараза, сидит как ни в чем не бывало… Мужик, ты живой?

— Живой, — отвечает мужик. — А что мне сделается? Я ж электрик. Мы вам свет за неуплату еще на прошлой неделе отключили… А заодно всем ракетным войскам стратегического назначения. За что и принимаю, блин, в самом расцвете сил мученическую смерть!

И пришлось палачам мужика вешать. Хотя он очень просил расстрелять. Или дать цианистого калия. Но пришлось вешать. Потому что армейские склады взорвались, патроны кончились, цианистый калий и другие ядохимикаты после кризиса стали стоить в аптеках бешеных денег и другого способа, чтобы ликвидировать мужика согласно постановлению суда, у его палачей просто не было. Потому что лом, топор и двуручную пилу, которыми еще можно было бы как-то воспользоваться, они пропили в знак протеста, когда их лишили тринадцатой зарплаты за некачественную ликвидацию смертников в прошлом году.

Василий Шимберев

Любовь

Никодим Марину не понимал, поэтому бил каждый день, утром и вечером. Мария же понимала Никодима и терпела. С криком, посильным сопротивлением и побегами к матери. Лишь бы угодить…

Никодим Марию не понимал, поэтому принимал ее убойное каратэ за сомнение в собственной любви.

Через это и бил он ее день ото дня сильнее. Тренируясь утром на старом комбайне…

Мария же понимала Никодима и, чтобы продлить его удовольствие, ела в три горла. Чтобы стать толстой, неповоротливой, резкой в оценках. Только 5 или 2. «Пять» или «два». Мария работала учительницей, и за это ее боялась вся деревня. Кроме Никодима, конечно, который мог из сноповязалки собрать вертолет не хуже грамотного…

Никодим Марию не понимал, поэтому чувствовал, что никак не может задеть ее сквозь жир за живое.

Да и страда на дворе — уставал он в поле-то. Через это приходил вечером с дружками, самогоном и бабами. Употреблял всех и до утра гонялся за Марией с топором по выгону…

Мария же понимала Никодима и, чтобы подыграть его механизаторскому самолюбию, заранее приводила двух-трех мужичков посмазливее. Поила их. Кормила и укладывала с собой в постель. Аккурат к приходу Никодима с самогоном и бабами…

Никодим Марию не понимал, поэтому, когда послушных баб не хватало, в город ездил, разговаривал с тамошними политиками и проститутками.

Мария же понимала Никодима и ездила в столицу в вооруженные силы. Рвала на груди гимнастерку, стыдила комсостав за недостаточный размер боезапаса. Все — от рядового до маршала — стеснялись, ссылались на извращения национальной идеи и обещались помогать по мере необходимости. Из-за этого Никодим возвращался с поля по большаку, перепаханному похмельными снарядами, а из избы выгонял цельный батальон отвязанных дембелей…

Никодим Марию не понимал, поэтому ездил в Америку, менял пол, склонял по всякому международный терроризм, покушался на чистоту и нравственность Организации Объединенных Наций. Намекал на секретные материалы, космические технологии и детородные позы. Обучался у тамошних секретарш развратному делопроизводству. А потом приезжал на родину и рассказывал такое, что у всех все дыбом и рождаемость не знала, куда ей упасть…

Мария же понимала