Между адом и раем - Тед Белл

— Ну а я, — усмехнулся Хок, откинувшись в кресле, — я имею некоторые предубеждения против крошечных бутербродов с водяным крессом, которые некоторые леди очень одобряют.

— Вот это прямо в точку.

Они помолчали несколько секунд, смакуя виски и наслаждаясь красотой предзакатного часа, затем сенатор, снова обернувшись к Алексу со счастливой улыбкой, сказал:

— Вы знаете, я имел обыкновение говорить, что попытка пропустить лишнюю рюмочку виски незаметно от моей Сары походила на попытку пропустить рассвет мимо петуха!

Алекс засмеялся и, подняв свой бокал, звонко чокнулся с сенатором.

— Замечательная фраза, почти крылатая.

— Алекс… Вы когда-нибудь видели настоящее ружье?

Он взял в руки двуствольный дробовик, который стоял у одной из массивных каннелированных колонн рядом с креслом-качалкой.

— Самое лучшее ружье для охоты на птицу, которое когда-либо мог… — Сенатор прервался — его захлестнули эмоции. — Боже милостивый, я не хочу больше говорить ни о каком проклятом оружии. Просто пытаюсь сказать вам, что с той минуты, когда вас увидел, я от всего сердца, от всего сердца хотел отблагодарить вас, сэр, за то, что вы сделали.

Алекс увидел, в глазах старика появились слезы.

— Ну, я просто…

— Нет, нет, я не хочу слышать от вас самоуничижительных слов. Нет. Вы нашли мою маленькую девочку и вернули ее домой, как и обещали.

Сенатору пришлось прерваться и вынуть из нагрудного кармана старой охотничьей куртки носовой платок. Он провел им по лицу и снова убрал в карман.

— Она ведь сидит сейчас на вершине старого дуба и пишет свою новую книгу, а не покоится… а не покоится… — Старик, наклонившись, потрепал одну из собак за уши. Он не мог продолжать.

— А о чем ее новая книга? — спросил Алекс, пытаясь перевести разговор в нужное русло.

— О пиратах, кажется, — ответил он, не поднимая глаз.

— Она все еще не знает, что я здесь? — спросил Алекс через несколько мгновений.

— Конечно не знает! — воскликнул сенатор. — У нее нет и малейшего представления о том, что я вызвал вас сюда. Она провела здесь со мной почти месяц. Но здесь не так уж много дел, и я видел по ее лицу, что она чахнет без вас. Это ясно как день.

— Она говорила о том, что случилось, сенатор? — спросил Хок.

— Ну, она рассказала мне немного, я не настаивал. Она говорила, что все это походило на какой-нибудь аттракцион в Диснейленде, «Пираты Карибского моря», только оружие было настоящим. Но она все еще тряслась, когда я встретил ее в аэропорту в Новом Орлеане. До сих пор мне непонятно, как те проклятые кубинцы похитили ее.

— Я и сам пытаюсь понять, сэр. Она пошла в клуб ночью накануне пикника, а там встретила какого-то русского у бара. Выпила слишком много и поэтому ничего не помнит. Вполне возможно, она невольно рассказала ему о наших планах на следующий день. Не знаю. Во всяком случае, кубинская субмарина, которую я искал, в то время была в тех же водах. И кубинцы хотели через Вики добраться до меня. И тут им подвернулась возможность похитить ее.

— Я все-таки не понимаю, как они сумели схватить ее в воде, — спросил сенатор.

— Они спрятались в лесу на маленьком острове, расположенном как раз напротив того, где мы устроили пикник. Видимо, следили за нами, ожидая возможности захватить ее. И когда Вики пошла плавать одна, воспользовались этой возможностью.

— Но почему вы не заметили их, мистер Хок?

— Вики схватили за лодыжки и утащили под воду два кубинских головореза в аквалангах, называющих себя Хулио и Иглесиас. Именно от них она невольно услышала информацию о бомбе, спрятанной в игрушечном мишке. Так или иначе, они доставили ее на берег, спрятали в соснах, а вечером их подобрала кубинская субмарина.

— Они причинили ей вред, мистер Хок? Скажите мне правду. Эти люди причинили вред моей маленькой девочке?

— Нет, сэр, они ничего ей не сделали. Она была достаточно умна, не паниковала и использовала все свое остроумие, чтобы остаться в живых.

Сенатор лишь кивнул головой и сделал еще один глоток. В серебряном ведерке у его локтя таял лед, перекатываясь с приятным звуком.

— Само собой разумеется, я нахожусь в неоплатном долгу перед вами, сэр, — сказал сенатор, отворачиваясь.

Послышалось пение сверчков, и большая стая черных дроздов пролетела по закатному небу над дубами и ореховыми деревьями.

— В такие часы я иногда представляю себе Тома Сойера, Гека и Джима, мистер Хок. Как они ведут свой плот вдоль берега в поисках подходящего убежища на ночь.

— Да, — согласился Алекс, впервые понимая, что это действительно так. Могущественная, мутная и совершенно неповторимая река.

Миссисипи.

— Моя мать была американкой, — сказал Хок, пристально глядя на реку. — Она выросла на Миссисипи, сенатор. Где-то к югу от здешних мест. Около Нового Орлеана. Я никогда не был здесь прежде, но хотел бы остаться на несколько дней. Возможно, мы с Вики прогуляемся вниз по реке, попробуем найти дом детства моей матери. А потом, может быть, проведем день в Новом Орлеане.

— Я уверен, Вики понравится, сэр.

— Laissez les bon temps roulez, — сказал Алекс.

— Вы говорите по-французски, мистер Хок?

— Пусть не кончаются счастливые времена. Это любимое выражение моей матери. Она учила меня французскому языку. Креольскому диалекту, я полагаю. И затем…

— Я все об этом знаю, мистер Хок.

Сенатор взял трость с посеребренным набалдашником, медленно встал и постоял мгновение, глядя на длинную аллею. На дамбе рос большой дуб с тремя огромными ветвями, резко очерченными на фоне вечернего неба.

Хок знал — это Дуб Троицы. То место, где Вики чувствовала себя ближе всего к Богу.

— Ну что, сынок? — сказал сенатор. — Что скажешь, если мы прогуляемся к реке и приведем нашу девочку домой к ужину?

— Ты кладешь мяч для первого удара слишком высоко.

— Извини?

— Ты кладешь мяч для первого удара слишком высоко. Именно поэтому он летит у тебя в воздухе, как шарик для пинг-понга, — сказал Эмброуз Конгрив.

— Ах вот как, ну тогда спасибо за совет.

— Не за что.

— И все, больше ничего делать не надо?

— Ничего.

— Значит, ты уже дал мне вводный курс? — спросил Сазерленд.

— Вполне.

— Хорошо. — Сазерленд махнул клюшкой в седьмой раз. Мяч полетел прямо, минуя участки естественных препятствий на поле для гольфа, и мягко приземлился примерно в метре от флажка с номером. Легкая пташка.

— Хм, — сказал Конгрив, что означало, по-видимому, «очень хорошо».