Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Сколько они из нас денег повытянули, сколько нашего пота да крови повытянули! Они, злодеи, забыли про то, теперь им снова выкуп требуется. Да за что же это так, господа почтенные? Нешто это по правде, по-божески? Русский народ на своей, на родимой земле помирает с голоду, над работою надрываючись, а земля-то вся, ишь ты, помещичья да хозяйская! Нет, это не ладно, братцы, други родимые, когда ты землю обрабатываешь, своими руками возделываешь, ну и владей ею, родимою. А коли работать не хочется, так давай людям трудящимся, что охочи своими руками добывать хлебушко, а то господа, с царем, что собака на сене, распоряжаются, ни сами на ней не работают и другим не дают, а хотят получать задаром денежки да еще говорят: «Мы ваши освободители, ваши благодетели».
…Ведь они себе лучшие земли оставили, а нас обделили постольку, что нам и прокормиться-то не на что, а податей навалили, что и вздохнуть нельзя, и платить их совсем невмочь, мы с каждым годом все больше и больше разоряемся, а они продают нашу скотинушку, чуть не крыши с изб стаскивают… Уж ты гой еси, православный народ, я скажу тебе свое слово последнее, слово последнее, слово мужицкое. Долго оно в моей груди таилось, много там горя и слез накопилось, а я все терпел, все молчал, думу думаючи, и та дума моя про тебя была, про твои страдания великие. Думал, может, полегчает; думал, может, грабители сжалятся, перестанут над русским народом тешиться, вспомнят, сколько вытерпел, облегчат его раны тяжелые да помогут вздохнуть его больной груди. Ну да, видно, нет, не хотят они кончить добром, ну так пусть на себя и печалятся.
Мы долго молчали, мы много терпели, ну, а теперь видим, что нам от них ждать нечего. Пока нами управлять будут цари, бояре да чиновники, не будет у нас ни земли, ни воли, ни хлебушка. Они тысячи лет нами правили, и все время мы только стонали да бедствовали, а они себе жили, припеваючи да посмеиваясь. Может, они потому так дурно нами правили, что не знали наших крестьянских нужд, а может, просто затем, что их лапа-то больно загребиста. Не жалели, вишь, нас и о пользе нашей не думали, а в конце-то концов разорили совсем, покуда над нами властвовали. И приходит теперь такое времечко, что хоть и совсем помирай с голоду, – значит не можем мы больше терпеть, да и не для чего. Мы и сами со своими делами справимся, сами будем о своих нуждах заботиться.
Мы потребуем, чтобы у всех у них, что теперь над нами распоряжаются, была отнята власть всякая. Мы из себя самых людей умных и честных выберем и от кажинной волости пошлем на великий сход своего выборного, и пускай управляют они на том сходе крестьянском и выборном, нашими делами распоряжаются, и будет у нас тогда воля, земля да и хлебушко. Свой-то брат-мужик не станет разорять крестьянина, не будет давать потачки помещикам. А кто пойдет против нас, мы того сменим сейчас и пошлем нового. Поделят те мужики выборные всю землю-матушку так, чтобы каждому досталось поровну, а не так, как теперь: помещику тысячу, а крестьянину четыре десятины на душу. И сравняют они всех нас дочиста так, чтоб не было ни крестьян, ни помещиков, а все будут тогда люди русские – люди свободные, и у всех у нас будут одни права, одни обязанности.
Вот тогда-то придет и на нашу улицу праздник и для нас взойдет красное солнышко, все мы будем богаты и счастливы: работать-то ведь нам не учиться стать, а на матушке на святой Руси земли хватит на всех на нас! Только знай не ленись, трудись да смотри за тем, чтоб земля твоя опять не попала в руки злодейские, а чтоб мы все сообща, будто братья родимые, всеми полями, лугами, лесами вместе пользовались. Вот тогда-то, други милые, заживем мы дружно, мирно и весело, и не будет у нас ни воров, ни убийц, ни грабителей, у всех будет свое – воровать, убивать не для чего. Скоро, братцы, придет это времечко. Со всех сторон поднимается сила крестьянская, взволновалась Русь-матушка, зашумело море великое. А поднимется да расправится, так не будет с ней ни сладу, ни удержу. Только будем дружно, как братья родные, стоять за наше дело великое. Вместе-то мы сила могучая, а порознь нас задавят враги наши лютые!
Неужели в самом деле люди, проповедующие революцию и прибегающие к ней вследствие одной внешней, случайной причины и наперекор необходимости внутренней, не понимают того, что революция немыслима без диктатуры? Стало быть, они хотят создать диктатуру. Но ведь она не новость под луной – о чем же хлопотать? Да, кроме того, из всех диктатур самая жестокая, самая убийственная будет диктатура социалистическая по той простой причине, что она ему не по характеру, не по нраву. В противоречии с самим собой он будет всех терзать и сам бесконечно терзаться. Насильно освобождать кого бы то ни было – значит убивать свободу в самом ее источнике, обращать людей в рабов свободы, т. е. в нравственных уродов. И это должно быть делом социализма. Какой позор!..
Когда в истории идет речь о счастье и свободе, то весь вопрос заключается в слове: сколько? Каждая эпоха может дать, люди эпохи способны принять только известное, отмеренное количество добра и именно то количество, которое заготовило для них их прошлое. Другими словами: что посеешь, то и пожнешь.
Социалисты желают разложения современного государственного строя. (Я разделяю с ними это желанье и убежден, что во всем мире не сыщется человек, который бы захотел, что бы человеческие учреждения оставались навсегда такими, какими мы их нынче видим. В наше время даже китайцы зашевелились и требуют прогресса.) Но что такое разложенье и каким процессом оно достигается? Не иным, как процессом созреванья. Зреет ли нарыв, яблоко, человек или государство, они этим самым разлагаются, т. е. переходят постепенно из старых форм новые, в которых прежнего вида уже признать нельзя, переходят естественно, а не насильственно, ростом, а не революциями. Революции всегда задерживают прогресс. Вызывая реакцию, они могут сокрушить даже самый организм или надолго сделать его больным и немощным.
Если б каждый из нас по мере сил своих вносил во все темные углы России столько просвещенья, справедливости и свободы, сколько это допускается законом, если бы он в то же время старался о постепенном расширении самого законодательства, а оно по необходимости должно б расширяться под влиянием тепла, производимого умножившимся светом, то со временем все углы нашего милого, но темного отечества были бы свободны и просвещенны, т. е. Россия была бы неузнаваема и цель социалистов достигнута. Скажут ли мне, что такой процесс слишком медлителен? Не знаю, тут все зависит от степени нашего усердия и любви. Но то знаю, что скорейшего пути нет. Насилие, резня, террор суть враги, а не помощники просвещения, откуда бы они ни шли – сверху или снизу.
Я пишу не для тех несчастных, которые, под влиянием каких-либо особенно жестоко сложившихся обстоятельств в их жизни, с отчаяния и почти бессознательно бросились в омут революционной деятельности. Я имею в виду людей, не потерявших сознание, но проповедующих социализм и рядом с ним его антитез – революцию. Эти господа должны были бы знать и помнить, что революцией, при самых счастливых условиях, могут быть достигнуты разве какие-нибудь мелкие, внешние результаты чисто политического свойства. Но когда, как в социализме, речь идет о коренном изменении всех правовых, нравственных, религиозных понятий, о создании не только новых отношений между людьми в семье, обществе и государстве, но нового нравственного отношения человечества к самой земной планете, его матери, чуть ли не ко всей Вселенной, то всякому должно стать ясно, что такая колоссальнейшая задача может быть выполнена не иначе, как путем медленной и глубоко захватывающей реформации. Кто этого не понимает, тот не должен дерзать назвать себя социалистом, он весь принадлежит старому порядку вещей и не отделался от его грубых приемов – баррикадами защищать идеи, террором распространять свободу! Нет, господа, как ни кровавы, но все же такие средства не более как игрушки. Ими можно было потешаться и кое-что достигать в старом кукольном мире. Но когда на историческую сцену выступает уже не марионетка, но сам человек в истинном его виде и величии, во всей его правде, то мы бы желали видеть в вас более благоговения к открывающемуся перед вами, новому, еще невиданному миру и считаем нашим долгом напомнить вам, что ваше мальчишество крайне неуместно и неприлично для той роли обновителей и просветителей человечества, которую вы на себя слишком легкомысленно берете.