Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин

Итак, ближайшая цель революции должна заключаться в захвате политической власти, в создании революционного государства. Но захват власти, являясь необходимым условием революции, не есть еще революция. Это только ее прелюдия. Революция осуществляется революционным государством, которое, с одной стороны, борется и уничтожает консервативные и реакционные элементы общества, упраздняет все те учреждения, которые препятствуют установлению равенства и братства, с другой – вводит в жизнь учреждения, благоприятствующие их развитию.

Таким образом, деятельность революционного государства должна быть двоякая: революционно-разрушительная и революционно-устроительная.

Мы признаем… без пропаганды социальная революция не может осуществиться, не может войти в жизнь. Но мы утверждаем в противоположность им [буржуазным псевдореволюционерам], что пропаганда только тогда и будет действительна, целесообразна, только тогда и принесет ожидаемые результаты, когда материальная сила, когда политическая власть будут находиться в руках революционной партии.

Следовательно, не одна она должна предшествовать насильственному перевороту, а, наоборот, насильственный переворот должен ей предшествовать.

Упрочив свою власть, опираясь на Народную Думу и широко пользуясь пропагандой, революционное государство осуществит социальную революцию рядом реформ в области экономических, политических, юридических отношений общества, и, широко пользуясь пропагандой, революционное государство осуществит социальную революцию рядом реформ в области экономических, политических, юридических отношений общества – реформ, общий характер которых должен состоять: 1) в постепенном преобразовании современной крестьянской общины, основанной на принципе временного, частного владения, в общину-коммуну, основывающуюся на принципе общего, совместного пользования орудиями производства и общего, совместного труда; 2) в постепенной экспроприации орудий производства, находящихся в частном владении, и в передаче их в общее пользование; 3) в постепенном введении таких общественных учреждений, которые устраняли бы необходимость какого бы то ни было посредничества при обмене продуктов и изменили бы самый его принцип – принцип буржуазной справедливости: око за око, зуб за зуб, услуга за услугу, – принципом братской любви и солидарности; 4) в постепенном устранении физического, умственного и нравственного неравенства между людьми при посредстве обязательной системы общественного, для всех одинакового, интегрального восприятия в духе любви, равенства и братства; 5) в постепенном уничтожении существующей семьи, основанной на подчиненности женщины, рабстве детей и эгоистическом произволе мужчин; 6) в развитии общинного самоуправления и постепенном ослаблении и упразднении центральных функций государственной власти.

Такова должна быть, по нашему мнению, в самых общих чертах программа деятельности революционного государства.

Государственный заговор является… если не единственным, то, во всяком случае, главным и наиболее целесообразным средством к насильственному перевороту. Но всякий признающий необходимость государственного заговора тем самым должен признать и необходимость дисциплинированной организации революционных сил.

Сгруппировавшись в боевую организацию и сделав основной ее задачей захват политической власти, революционеры, не упуская из виду цели заговора, не должны ни на минуту забывать, что удачное достижение этой цели не осуществимо без прямой или косвенной поддержки народа.

Женева, 1875

Чтой-то, братцы, как тяжко живется нашему брату на русской земле! Как он ни работает, как ни надрывается, а все не выходит из долгов да из недоимок, все перебивается кое-как, через силушку, с пуста брюха да на голодное; день-деньской маешься, маешься под зноем да под холодом, ровно каторжный, а придешь домой – иной раз и пожевать нечего. Много нас, братцы, на святой Руси, велика наша сила мужицкая, сила рабочая; и работаем мы круглый год с утра до ночи в городах, и в селах, и на фабриках. Мы сеем рожь и пшеницу, роем золото, куем железо, ткем полотна, сукна тонкие и бархаты, строим дома каменные и дворцы мраморные, а живем мы сами, братцы, в избах дымных да конурах собачьих, а едим мы, братцы, кору древесную да мякину голодную, и одеты мы, братцы, в паневу дырявую да сермягу холодную. Грустно станет, как подумаешь про житье крестьянское, про тяжелое, а еще больней-то сердцу сделается, когда вспомнишь про тех, что нашими трудами пользуются, нашим потом-кровью наживаются. Иной раз смотришь на бар да индо дивишься: ни забот у них нет, ни горя мужицкого, работать они не работают, а так больше прохлажаются для своего удовольствия; одеваются в шелка да в бархат, живут в палатах раззолоченных да брюха себе отращивают на крестьянские кровные денежки. Они налогами да барщиной, податями да повинностями разорили, вконец нас измучили, все жилы повытянули да еще нашим же братом гнушаются, над русским мужиком величаются! Им везде почет да со льготою – нам обиды везде с притеснением.

Ладно ль, братцы, порядки-то эдакие, не шабаш ли молчать, не довольно ль терпеть, на такие дела глядючи, не пора ли нам, братцы, своим умом о своих делах подумати? Расскажу я вам, братцы, присказку, а вы слушайте да на ус наматывайте.

«Ни далеко ни близко, ни высоко ни низко, а в самом что ни на есть дремучем лесу жило-было звериное царство, львиное государство. Много там было зверья всякого, а овец да баранов больше всех, овец и видом не видано, и счетом не считано. Вот в этом-то самом львином царстве, в овечьем государстве в овечьи старосты у льва просился волк; но так как о волках худой на свете толк, то велено звериный весь народ созвать на общий сход и расспросить того, другого, что в вояке доброго он знал или худого. Исполнен и приказ: все звери созваны, на сходке голоса чин-чином собирают; но против волка нет ни слова, и волка велено в овчарню посадить. Да что же овцы говорили? На сходке ведь они уж, верно, были? Вот то-то нет, овец-то и забыли, а их-то бы всего нужней спросить».

Так-то вот, братцы, на свете и с нами идет. Те же волки над нами сидят да по-волчьи нашими делами распоряжаются, нашим потом-кровью напиваются. Много нас, братцы, на святой Руси, по деревням, по селам и по фабрикам. Широко мы по матушке по России раскинулись, а кто нашими делами правит, не знаем мы; что про нас думают, мы не ведаем; нашего голоса не слушают, наших желаний да нужд не спрашивают. Оттого-то нам, братцы, и трудно так; оттого-то и тошно приходится, что овцам твоим, у коих волк был в старостах. Как нам не бедствовать, как не разоряться вконец, коль над нами сидят звери лютые: царь с боярами, дворянами да чиновниками. И сидят они, окаянные, да придумывают, как бы им из нас, из народа русского, да побольше денег вытянуть, навалить на нас податей да повинностей…

А из нас, мужиков, так-то кто говорит? Кулаки-мироеды, злодеи лютые, что вместе с боярами над нами тешатся, нашим потом-кровью наживаются. Ну, да только знаем мы, каковы эти вотчины, – на своих боках испытали, изведали, как пекутся об нас эти «их благородия». Вспомним-ко, братцы, други родимые, как они над нами в крепостной кабале издевалися, как душили нас барщиной, как нас секли да мучили, наших жен бесчестили, продавали гужом наших кровных детей, а нас самих в карты проигрывали да на псов променивали. Нешто это не те ж господа, да бояре, да помещики, нешто в десять-то лет они изменилися? Нет, это царское да барское отродье вовек не изменится, оно вечно будет нашу кровь сосать да жилы вытягивать, пока сами мы не раздавим их!!!