История морских разбойников - Иоганн Вильгельм Архенгольц

Около того самого времени, когда шведские нортманны основали русское государство, норвежцы под начальством Ингульфа учреждали в Исландии в 874 г. республику.

Двенадцать лагманнов (lagmanners) или законников управляли этим островом до той минуты, когда он перешел во власть норвежских королей. Позже, в царствование Олафа I, исландские беглецы, предводимые Эриком Рыжим, имели необыкновенное счастье открыть другой материк и решили таким образом географическую задачу ученой древности. В 983 году основали они в Гренландии поселение, которое климат принуждал оставаться в продолжение четырех веков только станцией без значительности, известной одним скандинавским мореплавателям, отправлявшимся туда ежегодно на китовую ловлю. Кто может сказать, что сталось бы с севером Европы, если бы ветры снесли исландские корабли несколькими градусами южнее[27].

В морях нашего полушария нортманны проникли рано и на юг. Там предшествовали им соседи их, саксонцы, которые, несмотря на оборонительные меры, принятые римскими императорами и на бдительность графов саксонского берега, находившихся на берегах Галлии и в Великобритании, почти в одно время основались твердо и в той, и в другой стране. Саксонская колония в Сессо (Saxonia), Байе и Кане была еще независима в то время, когда Кловис простирал свое владычество на эту часть Арморики, и когда, 400 лет спустя, другие нортманны основались в соседстве их, все эти северные люди узнали сродство свое по общности языка. Что же касается до англосаксонцев, завоевавших Великобританию в V и VI веках, сродство их с датчанами доказывается не только языком, но и поклонением Одину, которого держались товарищи Генгиста и других основателей гептархии. Датские и норвежские нортманны пришли в столкновение с англосаксонцами, когда последние отказались от морских разбоев, чтобы возделывать земли, похищенные у бретонцев. Завоевание Оркадских островов сблизило их с Британскими островами, и они часто вмешивались, как союзники или неприятели, в ссоры шотландцев, англосаксонцев и ирландцев. Во время плавания своего вдоль восточного берега Великобритании, они заметили Валланд или Галльскую землю, и богатства, которые, по-видимому, сулила им эта прекрасная страна, заставили нортманнов сойти на берега ее. Но поражение Хлокхилаика на берегах Мёзы в 515 году показало датчанам, что Галлия завоевана людьми, способными защищать ее. С тех пор одни Британские острова подвергались опустошениям северных людей и Ирландия приняла датскую колонию. Позже нортманны показались снова на берегах Франции и Англии и нападения их были рассчитаны с таким единством, что в них видно стремление не к одной добыче и воинским подвигам, но к решительным завоеваниям и владычеству.

Прошло более трехсот лет от появления Хлокхилаика, когда нортманны снова вышли на берега Франции.

Слабость королей меровингской династии привлекала их туда, не испугало их, однако, и могущество Карла Великого. Полагали даже, что завоевания его на берегах Эльбы вызвали и северных жителей к югу, дав датчанам бегущих саксонцев руководителями и союзниками. Как бы то ни было, нортманны сделали несколько высадок в Фрисландию при жизни Карла Великого, и дерзость их возбудила в этом государе тревожные предчувствия.

Эти опасения начали осуществляться в царствовании Людовика Кроткого, который сделал большую ошибку, уступив датчанину Гарольду одну провинцию, чем как бы приглашал других предводителей просить у Франции поземельных участков, в которых Скандинавия отказывала большей части чад своих. Но можно сказать, что великое вторжение нортманнов в карловингскую монархию началось только после битвы при Фонтене, где погибли воины, которые могли бы защитить ее. Эти вторжения имели общее с прежними вторжениями варваров только бедствия, которые причиняли. То не были уже народы, оставляющие массой свои пепелища, чтобы нагрянуть на более благоприятствуемые природой страны, но немногочисленные сборища отборных воинов, без жен, без детей, без рабов: то были вместе матросы и солдаты, пробегавшие моря столь же быстро, как бурные птицы, и производившие свои нападения с внезапностью и стремительностью, уничтожавшими всякую оборону и оледенявших от ужаса неприятелей, побежденных прежде боя. В бурные ночи равноденствия, когда другие моряки стараются укрыться в безопасной гавани, они поднимали все паруса, утлые суда их летят по бушующим волнам, входят с пенящимся приливом в устья рек, овладевают островком, фортом, труднодоступным постом, способным для расположения в нем, для укрытия добычи и отпора, потом поднимаются вверх по реке и ее притокам во внутренность страны.

Днем они остаются неподвижными в самых уединенных бухтах[28] или под тенью прибрежных деревьев, при наступлении ночи, они выходят из своего убежища, взбираются на стены монастырей, замков, на городские укрепления и опустошают все огнем и мечом, на лошадях побежденных импровизируют конницу и объезжают окрестности во всех направлениях, удаляясь на 30 и 40 миль от своей флотилии. Какое огромное преимущество должен был иметь такой образ действия в государствах неустроенных, где милиция собиралась только медленно и с трудом; где мелкие местные владельцы гораздо менее расположены были к помощи друг другу, чем ко взаимному уничтожению. Галло-франкские вельможи не только не подавали помощи друг другу, но сами приглашали нортманнов, чтобы с помощью их восстать против соседей своих или против короля. Пагубные раздоры их открывали всюду страну вторжениям иноплеменников.

От устья Эльбы до устья Гвадалквивира приморские провинции Германии, Франции и Испании подвергались опустошениям нортманнов, и если прибрежные страны Эльбы и Везера менее Франции страдали от их нападений, то это должно приписать бедности страны. Хотя они разграбили Гамбург в 845 году и сожгли церкви, построенные Св. Аншером, они не проникли, однако, со значительными силами во внутренность Саксонии ранее конца IX века, когда цивилизация, внесенная Карлом Великим в саксонские провинции, усилила ее естественное богатство посредством основания монастырей и городов. Тогда-то нортманны попытались основать колонию на Эльбе и одержали в 880 году великую победу над герцогом Брунноном, который погиб с одиннадцатью графами и двумя епископами. Саксонцы отомстили вскоре за это страшное поражение, уничтожив датских пиратов в Норденской битве в Вестфалии, где победители с удивлением смотрели на огромные тела этих детей Севера, которым не было равных в франкском народе.

Другие причины способствовали к тому, что Испания реже Германии подвергалась набегам нортманнов. Кроме отдаленности, ее защищали бури Гасконского залива, и притом кордовские халифы были еще достаточно сильны для защиты ее. Однако же нортманны показались в ней рано и в 827 году сожгли Севилью после того, как были отражены из Галлии королем Леона Рамиром I. Позже они овладели Лиссабоном, который грабили в продолжение тринадцати дней, обогнули мыс Сан-Винцент и, поднявшись вверх по Гвадалквивиру до Севильи, направились к Кордове и Аликанту, где приближение мусульманской армии принудило их отступить на суда свои. Тогда-то узнали они и назвали Ниерва-Зундом (Nioerva-Sund) пролив, отделяющий Европу от Африки, и один из прославленнейших морских королей, Гастинг, вскоре должен был проплыть через него для опустошения берегов Италии.

Франция, находясь ближе Испании к северу, почти столь же богатая, доступная небольшим судам посредством множества судоходных рек и особенно ослабленная анархией, царствовавшей во всех провинциях ее, Франция в подобных обстоятельствах должна была сделаться целью беспрерывных усилий скандинавских морских наездников. Карл Великий слишком поздно подумал об ограждении берегов со стороны океана средствами обороны и нападения, кораблями и крепостями. После него внутренние раздоры и, особенно, фонтенеская война заставили забыть о прибрежьях. Аквитания не имела флота, и если было еще несколько кораблей в пристанях Нейстрии, то они предназначались для ловли китов и оставляли Францию именно тогда, когда время года привлекало туда пиратов. Надобно еще заметить, что эти частные суда принадлежали по большей части бретонцам, которые, правда, были врагами нортманнов, но и не защитниками Франции. Фонтенеское сражение 25 июня 341 г. и особенно раздоры графов Ламбера и Рейналя, споривших о городе Нанте, открыли доступ в их отечество, и герцоги, долженствовавшие защищать империю, предпочитая народным интересам свои частные ссоры, доставляли варварам способы обесчестить Францию всяческими грабежами, хищничествами и пожарами. Но преступление вельмож, которым поручена была оборона приморских берегов, заключалось не в том только, что они покинули защиту их: большая часть их прибегала к нортманнам и употребляла их в виде союзников в своих частных ссорах и в восстаниях против престола. Должно ли удивляться при такой доступности Франции грабителям, что пираты так часто пробегали Лорренскую провинцию, Нейстрию и Аквитанию и что все города этих трех королевств испытали по нескольку раз в течение IX столетия ярость варваров? Монастыри привлекали их своими богатствами, придавали им смелости своей слабой обороной; самая религия христианская сделалась ненавистной северным народам с тех пор, как миссионеры попытались уничтожить их суеверия. Вследствие этого, немногие монастыри избегли разрушения и большая часть их могла применить к нортманнам слова псалмопевца: «Они пролили кровь святых, и не было никого, кто бы мог похоронить убиенных!» Благочестивые иноки не столько помышляли о защите, сколько об укрытии святыни от святотатственных рук идолопоклонников, перенося ее в самые недоступные места и преимущественно в Дижон, вдвойне защищенный неприступными стенами и отдаленностью судоходных рек. По окончании тревоги, каждый монастырь требовал обратно, иногда тщетно, сокровище, вверенное отдаленной земле, и признательные граждане Тура предложили звание епископа у себя одному аббату из Мармутье, который сберегал в продолжение 30 лет многие монастырские сокровища.