Рокоссовский - Борис Соколов

Миколайчик сообщил Молотову, что «польское правительство обдумывало план генерального восстания в Варшаве и хотело бы просить советское правительство о бомбардировке аэродромов около Варшавы».

На это Молотов самоуверенно заметил, что Красной армии «до Варшавы осталось всего лишь около десяти километров».

На этих переговорах Миколайчик дал ясно понять Молотову, что считает ПКНО советской марионеткой и предпочитает обсуждать принципиальные вопросы о политическом будущем Польши с ее хозяином — советским правительством. Молотов же настаивал, что вопросы, связанные с Польшей, Миколайчик должен обсуждать с ПКНО, то есть фактически признать эту просоветскую структуру и подчиниться ей. Советский нарком не выразил никакой заинтересованности в восстании в Варшаве, руководимом АК. Миколайчик не сказал ему, что генерал Бур-Комаровский уже с 25 июля привел все силы своей армии в Варшаве в состояние готовности к восстанию. Молотов явно надеялся, что Красная армия сможет занять Варшаву и без помощи повстанцев и вообще до того, как начнется восстание.

31 июля Рокоссовский донес в Генштаб о трудностях со снабжением горючим: «Постоянный отрыв войск от баз снабжения из-за отставания восстановления железных дорог создает трудности в снабжении горючим. Для смягчения этого и получения возможности подавать горючее через Вислу, прошу распоряжения на срочное сформирование батальона по перекачке горючего, дав этому батальону имеющийся в распоряжении УСГ КА импортный бензотрубопровод с перекачивающими средствами и оборудованием. Батальон необходимо срочно подать по железной дороге на Люблин».

Действительно, узким местом оставалось снабжение горючим. Начальник тыла 1-го Белорусского фронта Н. А. Антипенко вспоминал: «В ходе Белорусской операции снабжение горючим было порой настолько плохим, что его приходилось выдавать армиям микродозами — по 30–40 тонн при потребности в 300–400 тонн. Не число автомашин, а количество горючего было причиной перебоев в подаче войскам боеприпасов и другого боевого имущества… Наш фронт израсходовал более 100 тысяч тонн горючего, или около 170 поездов. Он мог бы по своей оснащенности техникой израсходовать гораздо больше, и наступательная операция от этого только бы выиграла».

Нехватка горючего сковывала действия советских танковых соединений и авиации, не позволяя Красной армии в полной мере использовать свое подавляющее преимущество в людях и технике. Это преимущество несколько уменьшилось со времени сражений в Белоруссии из-за больших советских потерь, но все равно оставалось значительным.

В ночь на 1 августа при форсировании Вислы потерпела неудачу 1-я армия Войска польского. На правый берег удалось переправиться примерно четырем батальонам, но удержать плацдарм они не смогли. Причины неудачи были как в недостатке переправочных средств, так и в необстрелянности и неопытности только что мобилизованных молодых польских солдат.

В Варшаве оставалась сестра Рокоссовского Хелена, которая не знала, что ее родной брат командует советскими войсками, приближающимися к городу. Она вспоминала: «Уже перед самым Варшавским восстанием кто-то показал мне листовку, в которой говорилось, что Рокоссовский ведет свои войска на Запад. Я не отдавала себе отчета в том, насколько наша фамилия ненавистна немцам. Убедилась же в этом во время восстания. Во двор дома по ул. Сенаторской, 31, где мы работали, ворвались немцы. В этот момент одна из моих соседок позвала меня по фамилии. Это услышал немецкий офицер. Он подбежал ко мне и, выкрикивая — вместе с проклятиями — „Рокоссовска“, „Рокоссовска“, — рукоятью пистолета ударил меня по голове. Я упала. От неминуемой смерти спасла меня оказавшаяся рядом санитарка, которая вытащила из моей сумочки „ауссвайс“ на вымышленную фамилию и, пользуясь знанием немецкого языка, показала его фашисту и объяснила, что ему просто послышалось. Реакция этого гитлеровца на фамилию „Рокоссовский“ сильно удивила меня. В голове не умещалось, что наш Костик, которого я помнила молодым худеньким солдатиком, любимый брат, любимец семьи, доброжелательный и такой родной, мог стать таким известным и грозным человеком».

1 августа в 17.00 началось Варшавское восстание. В Москве в этот день распространились слухи о том, что 9 или 10 августа войска Рокоссовского возьмут Варшаву. Польская столица в самом деле была основной целью наступления 1-го Белорусского фронта, ибо она лежала на кратчайшем пути к центру Германии. Назначенный начальником Генштаба сухопутных войск после подавления заговора 20 июля генерал-полковник Хайнц Гудериан полагал, что советские войска постараются занять Варшаву еще в первую неделю августа. Немецкий гарнизон города составлял всего 15 тысяч человек, включая чиновников. На моральном состоянии немцев болезненно отразилась катастрофа группы армий «Центр» в Белоруссии. В городе находилось около 40 тысяч бойцов Армии крайовой и около двух тысяч бойцов просоветской Армии людовой. Соотношение их численности примерно отражало степень влияния коммунистических и некоммунистических сил в Польше.

1 августа командующий 2-й танковой армией гвардии генерал-майор А. И. Радзиевский приказал перейти к обороне на рубеже Кобылка — Оссув — Сулеювек — Милосна Стар — Збытки:

Этот приказ еще не имел никакой политической подоплеки, поскольку на советской стороне о восстании в Варшаве еще не было известно.

Только в ночь на 2 августа британская военная миссия в Москве сообщила советскому Генштабу о восстании и о том, что повстанцы просят от русских «немедленной атаки извне», а также просят у западных союзников поставок вооружения и боеприпасов из Италии.

3 августа представитель Генштаба при штабе 8-й гвардейской армии подполковник Драбкин доложил Жукову о причинах неудачи в боях за расширение плацдарма: