Саладин. Победитель крестоносцев - Александр Владимирский

Вот что сообщает Баха ад-Дин о завершении мирных переговоров: «Первым из предводителей прибыл Ала ад-Дин, сын атабека, повелитель Мосула, который присоединился к нам примерно в полдень в субботу, в 26-й день месяца ражаб. Султан выехал вперед на довольно большое расстояние, чтобы встретить его, и приветствовал его со всевозможными почестями. Он привел его в свой шатер, где были сделаны великолепные приготовления для его приема. После того как этот правитель получил превосходный подарок, он удалился в свой шатер. В тот же день посол короля (Англии), сопровождаемый министром двора Абу Бакром, отправился в обратный путь в Яффу, везя с собой письмо, в котором ал-Малик ал-Адил представлял его королю в качестве своего доверенного лица. Вскоре после этого Абу Бакр вернулся и предстал перед султаном, сказав: «Король не позволил мне войти в Яффу, но выехал из города, чтобы встретиться со мной, и вот каковы были сказанные им слова: «Сколько еще я должен делать султану дружеские жесты, которые он отказывается принимать? Я более всего беспокоился о том, чтобы оказаться в состоянии вернуться в свою страну, но вот уже наступила зима и пошли дожди. Поэтому я решил остаться здесь и поэтому нам больше не придется обсуждать этот вопрос». В четверг, в 9-й день месяца шабан, прибыли египетские войска, и султан выступил из ан-Натруна, чтобы их встретить; их вел (его сын) ал-Малик ал-Мужахид Масуд. С ними были Мужадд ад-Дин Хилдири, Васиф ад-Дин Язкуж и все Асадиты (те, кто ранее были мамлюками Асада ад-Дина Ширкуха).

Они прибыли великолепным строем, с реющими флагами и знаменами; это был день ликования. Султан принял их сначала в своем шатре и устроил для них пир, после чего отправил их в отведенные для них места. Этот эмир получил обещанные ему города, и в субботу, в 11-й день месяца шабан, он прибыл в Самвил, где в то время находился ал-Малик ал-Адил, и спешился, чтобы навестить его. В тот же день ал-Адил написал султану, сообщая ему о прибытии родственника и прося его быть снисходительным к молодому человеку и оказать ему достойный прием. Услышав о приезде ал-Малика ал-Мансура, ал-Малик аз-Захир, со своей стороны, получил разрешение выехать для его встречи и посетить ал-Адиля, чтобы осведомиться о его здоровье. Он застал ал-Мансура стоящим лагерем у Бейт-Нубы; спешился перед его шатром, выразив величайшую радость при встрече. Это было в воскресенье. Он предложил ему следовать за ним, и, сопровождаемые легковооруженными войсками, оба они прибыли к шатру султана, где я в то время находился на дежурстве. Когда султан увидел ал-Мансура, он вышел вперед, чтобы приветствовать его, и заключил гостя в свои объятия. На глаза у него навернулись слезы, и все присутствующие тоже заплакали от умиления. Затем молодой эмир почувствовал себя совершенно непринужденно, потому что султан обратился к нему самым ласковым образом, расспрашивая о том, как прошло его путешествие. После этого он разрешил ему удалиться и определил его на ночлег в шатер его собственного сына ал-Малика аз-Захира.

На следующее утро, в понедельник, (ал-Мансур) вернулся к своим войскам, которые встретили его развевающимися флагами. Отличный вид этих воинов доставил султану величайшее удовольствие, и в тот же день — понедельник, 13-й день месяца шабан, он отвел им позицию близ Рамлы, неподалеку от авангарда нашей армии. Когда все войска собрались, султан созвал своих эмиров и обратился к ним со следующими словами: «Король Англии очень болен, и очевидно, что франки очень скоро сядут на свои корабли и вернутся в свою страну. К настоящему времени враги истощили свои ресурсы, и могучая власть Аллаха пригнула их к земле. Поэтому я считаю, что мы должны пойти на Яффу и, если представится благоприятная возможность, взять этот город в результате неожиданного штурма; если таковой не представится, мы совершим ночной переход и атакуем Аскалан; и тогда, если мужество не изменит нам, мы достигнем нашей цели». Совет одобрил этот план действий. Поэтому он приказал Таки ад-Дину Журдику и Жамал ад-Дину Фаражу, а также некоторым другим эмирам в четверг, в 16-й день месяца шабан, выступить на Яффу. Там им следовало занять такую позицию, словно они являются авангардом, и выслать разведчиков, чтобы определить реальные силы пехоты и конницы гарнизона. Тем временем король постоянно отправлял послания султану, прося фруктов и льда, потому что все это время он болел и желал груш и персиков. Султан всегда посылал ему просимое, надеясь, что благодаря этим частым посланиям получит нужные ему сведения. И он сумел выяснить, что в городе находятся самое большее три сотни рыцарей, но никак не менее двухсот; он также узнал, что граф Анри использует любую возможность, чтобы убедить французов остаться с королем, но они единодушно решили уехать за море. Кроме того, он узнал, что враги не занимаются стенами города, сосредоточив все внимание на приведении в порядок укреплений цитадели, и что король Англии выразил желание увидеться с министром двора Абу Бакром, с которым он очень подружился. Как только он получил надежное подтверждение этим сведениям, утром в четверг он двинулся к Рамле и к полудню того же дня разбил там лагерь. Затем он получил следующее донесение от отряда, который был послан вперед, чтобы овладеть территорией: «Мы совершили поход против Яффы, и против нас выслали лишь около трехсот рыцарей, большая часть которых ехала на мулах». Султан отправил им приказ оставаться там, где они находятся. Сразу после этого в лагерь прибыл министр двора Абу Бакр, который привел с собой королевского гонца, посланного поблагодарить султана за его доброту. Абу Бакр рассказал, что однажды, когда он оказался с королем наедине, тот сказал ему: «Попроси моего брата ал-Малика ал-Адиля подумать о том, как можно было бы убедить султана заключить мир, и попроси его высказать пожелание о том, чтобы мне был передан город Аскалан. Я уеду, а он останется здесь и с малыми силами завладеет всей остальной своей территорией, находящейся в руках у франков. Моя единственная цель заключается в том, чтобы удержать позицию, которую я занимаю среди франков. Если султан не откажется от претензий на Аскалан, то пусть (ал-Адил) найдет способ возместить мне суммы, потраченные на то, чтобы восстановить городские укрепления». Когда султан получил это сообщение, он направил министра двора и гонца к ал-Малику ал-Адилю, а также тайно послал к нему доверенного слугу, которому было велено сказать: «Если они откажутся от Аскалана, заключай мирный договор, ибо наши войска устали от долгой кампании и мы истощили наши ресурсы». Они отбыли в пятницу, в 17-й день месяца шабан.

После захода солнца, вечером в пятницу, 17-й день месяца шабан, прибыло послание от Бадр ад-Дина Дилдарима, стоявшего в это время с авангардом, в котором говорилось: «Из города к нам прибыли пять человек, один из которых, именем Гуат, является высокопоставленным слугой короля, и выразили желание поговорить с нами. Должны ли мы их выслушать или нет?» Султан отправил им свое разрешение, и в час последней вечерней молитвы в лагерь прибыл сам Бадр ад-Дин, чтобы сообщить нам, что король согласился отказаться от претензий на Аскалан, что он отказывается от своих претензий на компенсацию по этому поводу, а также что он испытывает самое искреннее желание заключить мир. Султан приказал, чтобы он повторил слова короля, а затем отправил к королю своего полномочного представителя. Тот должен был сказать: «Теперь, когда султан собрал вместе все свои войска, я не могу доставить ему никакого сообщения, не получив от тебя гарантий того, что ты сдержишь свое слово». Получив эти указания, Бадр ад-Дин уехал и написал обо всем происходящем ал-Малику ал-Адилю. В субботу, в 18-й день месяца шабан, мы получили от Бадр ад-Дина следующую информацию: «Я заручился королевским обещанием (буквально: рукой) через полномочного представителя; границы наших владений будут соответствовать тем, которые были определены прежним соглашением с ал-Маликом ал-Адилем». Министры султана (буквально: диван), созванные на совет, решили, что город Яффа с подчиняющимися ему территориями, за исключением Рамлы, Лиды, Йабны и Маждал Яба, должен быть передан королю; также ему отходила Кайсария с подчиняющимися ей территориями, за исключением Назарета и Саффурии. Это решение было зафиксировано в письменной форме. Султан отправил ответ на письмо Бадр ад-Дина, и Торонтаи, сопровождаемый послом короля, должен был доставить его этому эмиру. Тот посол прибыл в субботу днем для заключения мира с Бадр ад-Дином, и тот сказал послу: «Вот границы вашей территории. Если вы готовы заключить мир на этих условиях, то в добрый час. Вот моя рука в подтверждение наших обещаний. Пусть король пришлет (к султану) человека, уполномоченного поклясться (от его имени), и пусть это произойдет послезавтра. В противном случае мы сочтем, что вы лишь пытаетесь выиграть время, и прервем все наши переговоры». После того как они достигли согласия касательно условий, утром в воскресенье они вместе пустились в путь. В ту субботу, в 18-й день месяца шабан, после часа последней молитвы, султану доложили о возвращении Торонтаи и королевского посла. К султану был допущен только Торонтаи. Он рассказал, что, когда королю было доложено о содержании письменного решения совета, тот заявил, что он никогда не отказывался от компенсации (которую он требовал), тогда как люди, которые были посланы к Дилдариму, заявили, что он, вне всякого сомнения, отказался от нее. «Если так, — сказал король, — то я не нарушу своего слова. Скажите султану, пусть будет так; я принимаю условия договора, но полагаюсь на его щедрость и знаю, что если он сделает еще что-то, что пойдет мне во благо, то этому я буду обязан исключительно его великодушию». В тот вечер Торонтаи отправился за королевскими послами, которым пришлось дожидаться утра понедельника, чтобы быть принятыми султаном. Тогда они изложили все, на что соглашался их правитель, после чего удалились в свои шатры. Султан провел совет, на котором было принято окончательное решение и обговорены предварительные условия заключения договора. После последней вечерней молитвы понедельника подписано соглашение, по которому устанавливалось перемирие сроком на три года, начиная с даты подписания документа, т. е. со среды, 22-го дня месяца шабан 588 г. (2 сентября 1192 г.), а Рамла и Лидда передавались франкам.