Саладин. Победитель крестоносцев - Александр Владимирский

Чувствуется, что после тяжелого поражения в битве при Арсуфе Саладин утратил веру в то, что он когда-либо сможет победить Ричарда Львиное Сердце в открытом бою. Султан также больше не верил, памятуя печальный опыт обороны Акры, что мусульманские войска смогут успешно оборонять от крестоносцев палестинские крепости. Поэтому он предпочитал уничтожать стены этих крепостей, чтобы враг не мог использовать их в качестве опорных пунктов для похода либо на Иерусалим, либо в Египет. Войска Саладина значительно поредели от боевых потерь, болезней и дезертирства. Все острее проявлялось недовольство и своеволие эмиров. Отдельные удачи приносили мусульманам лишь столкновения небольших отрядов, причем обычно тогда, когда со стороны крестоносцев выступала пехота. Саладин не планировал нового большого сражения. По сути дела, битва при Яффе произошла случайно. Султан и осадил крепость только потому, что знал об отъезде Ричарда с основной частью войска и не предполагал, что тот успеет вернуться до падения Яффы. Мусульманская армия к тому времени основательно разложилась. Ее солдаты и офицеры не хотели идти в бой и занимались грабежом даже тогда, когда султан грозил за это смертной казнью.

Точная численность войск сторон в битве при Яффе неизвестна, но, судя по всем имеющимся данным, она была в несколько раз меньше, чем в битве при Арсуфе. Сказалось истощение сторон, смертность от болезней, большие потери мусульман в битве при Арсуфе и отбытие большей части крестоносцев в Европу. Чаще всего утверждается, что в битве при Яффе силы крестоносцев насчитывали не более 3 тыс. человек против примерно 10 тыс. кавалеристов, легких и тяжелых у Саладина, тогда как при Арсуфе, по разным оценкам, от 20 до 40 тыс. крестоносцев противостояли армии, насчитывавшей от 50 до 100 тыс. мусульман. Несомненно, армия, выставленная Саладином в битве при Арсуфе, была наибольшей по численности по сравнению со всеми другими битвами, в которых когда-либо участвовал султан. Для этого сражения Саладин мобилизовал все ресурсы своей империи. Заметим, что даже при численном превосходстве мусульман в 2–3 раза человека чаще всего победителями оказывались крестоносцы. В битве при Яффе они якобы потеряли лишь 2 человека убитыми и много ранеными, тогда как мусульмане только убитыми потеряли более 700 человек и пленными — не менее 800 человек. В сражении же при Арсуфе потери мусульман оцениваются в 7–8 тыс. убитых и неизвестное число пленных, а потери крестоносцев — в 700–1000 убитых.

После поражения при Яффе Саладину продолжать войну было бессмысленно, и он отступил в Иерусалим. Но и Ричард не мог воспользоваться плодами победы, поскольку торопился в Англию. У него даже не было времени и сил выторговать у Саладина Аскалон, а об Иерусалиме он уже и не помышлял.

Мишо так рассказывает о событиях, связанных с битвой при Яффе: «Начиналось лето. Армия стояла у Хеврона, в долине, где некогда родилась святая Анна, мать Марии. Однажды, когда король одиноко сидел в своей палатке, у входа появился пилигрим, бедный священник из Пуату, а по лицу его текли слезы. Ричард велел ему приблизиться и спросил о причине горя. Священник сказал монарху, что решение его покинуть Палестину огорчает всю армию и особенно тех, кто принимает близко к сердцу его славу; и современники, и потомки не простят ему, если он покинет дело христиан. Ричард выслушал говорившего, но ничего не ответил, лицо же его стало еще более пасмурным. На другой день он сообщил Анри и герцогу Бургундскому, что не вернется в Европу до Пасхи будущего года; глашатай объявил повсеместно это решение, одновременно призвав христианское воинство готовиться в поход на Святой город. Эта весть подняла настроение армии; прежние бедствия и печали были забыты; дух единства словно облагородил всех: богатые делились одеждой и припасами с бедными, кавалеристы предлагали своих лошадей для перевозки больных и раненых, все неустанно восхваляли Ричарда, и общее настроение, казалось, предвещало полную победу. Но состояться ей все же не было дано.

Крестоносцы подошли к подножию гор Иудеи, все ущелья которых тщательно охранялись войсками Саладина и сарацинами Наплузы и Хеврона. Саладин удвоил заботы об укреплении Иерусалима и всех подступов к Святому городу. Расположившись лагерем в Вифинополе, в семи милях к востоку от Иерусалима, Ричард, ко всеобщему удивлению, простоял здесь несколько недель. В этой связи нельзя не заметить, что всякий раз, когда христианская армия устремлялась к Иерусалиму, на короля вдруг нападала непонятная медлительность и осторожность; то ли он не хотел делить будущей славы с такими соперниками, как герцоги Бургундский и Австрийский, то ли был и вправду озабочен действиями врага, то ли просто проявлялось природное непостоянство его характера. Напротив, когда король устремлялся вперед, тормозить начинали те, кто недавно упрекал его за бездействие. Так и на этот раз герцог Бургундский и некоторые другие вожди, сначала требовавшие тщательной подготовки и неспешности в решениях, теперь поддерживали выкрики, раздававшиеся из недр армии: «Когда же наконец мы пойдем на Иерусалим?»

Ричард делал вид, что не замечает всего этого, но внутренне он разделял горе своего войска и проклинал свою странную судьбу. Однажды, увлеченный погоней за неприятелем, он доскакал до высот Эммауса, откуда был виден Святой город. Смотря на далекую панораму, король не мог сдержать слез и закрыл лицо щитом, словно стыдясь смотреть на уходящую цель всех своих предприятий.

Вскоре после этого он созвал совет, в который вошли пять тамплиеров, пять иоаннитов, пять французских баронов и пять палестинских князей. Несколько дней спорили эти господа, и мнения их разделились. Те, кто стоял за осаду Иерусалима, доказывали, что сейчас это более чем своевременно: бунты в Месопотамии против власти Саладина, его раздоры с багдадским халифом, наконец, боязнь мусульман после осады Птолемаиды запираться в большом городе сулят явный успех. Но противная сторона доказывала, что все эти известия — ловушка со стороны Саладина, в то время как недостаток воды в летнюю пору, отсутствие продовольствия в связи с удалением от побережья, наконец, узкие проходы среди скал, по которым пришлось бы следовать христианам и где несколько мусульман способны уничтожить целый корпус, обрекают предприятие на провал. Вторая точка зрения собрала больше сторонников; к ней молчаливо присоединился и король.

Возникает законный вопрос: о чем же думали крестоносцы, когда начинали свой поход? Разве все перечисленные препятствия не существовали раньше и разве остановили они войска Готфрида Бульонского? Невольно приходит на ум, что здесь были какие-то другие причины, скрытые от историка, который за отсутствием источников не в силах полностью поднять завесу над прошлым, со всеми чувствами, побуждениями и тайными действиями его героев.

Впрочем, остается очевидным, что все эти споры, колебания и решения отнюдь не мешали Ричарду продолжать свои подвиги. Именно в эти дни он с небольшим отрядом напал на богатый мусульманский караван с конвоем из двух тысяч бойцов; мусульмане не выдержали натиска и, по словам летописи, «разбежались словно зайцы, которых преследуют собаки».

Победители вернулись в лагерь, ведя за собой четыре тысячи семьсот верблюдов, множество лошадей, ослов и мулов, нагруженных богатыми товарами; все они были разделены поровну между теми, кто сопровождал Ричарда в его предприятии, и теми, кто оставался в лагере. Захват каравана произвел смятение в Иерусалиме и в армии Саладина, поднявшей ропот против своего вождя.