Дар берегини - Елизавета Дворецкая

В княжеской избе Ельгу встретил отчаянный крик. С одного взгляда стало ясно: не то что вести Прекрасу куда-то, но даже подстелить соломы на ложе уже нельзя. Прекраса и не заметила ее прихода: она то цеплялась за перину княжеской лежанки, то будто отбивалась от кого-то, и непрестанно кричала. Сорочка ее была в крови. Испуганная Ельга велела немедленно, пусть и ночь, послать за двумя опытными в таких делах женщинами – Дымницей и вдовой Боровицей, жившей в святилище на Девич-горе. Совсем не это она ожидала увидеть. Первые схватки бывают слабыми и идут с большими промежутками, они могут длиться полдня и больше, прежде чем дело пойдет по-настоящему. Но здесь казалось, что роды начались давно и уже близятся к завершению: какая-то злая сила неумолимо тянула и толкала дитя из утробы, не давая телу будущей матери подготовиться и раскрыться. Служанки бестолково метались и охали, Ингер совался посмотреть, бледный, как береста, но Ельга выставила его и велела сидеть в гриднице, пока не позовут. Ей и самой было страшно, но на кого она могла покинуть невестку? У Прекрасы ведь нет никого из близких, кроме молодого мужа! Ни утешить, ни подбодрить невестку Ельга не сумела бы: та никого не слышала и не видела, издавая низкие звериные крики мучительной боли.

Когда появилась кое-как одетая Иворова боярыня, головка младенца уже шла наружу. Ольсева успела лишь охнуть, как вдруг мокрый младенец выскользнул на подстилку. Ельга наклонилась к нему… и с криком отпрянула: сморщенное личико показалось ей черным, как головешка. От испуга зазвенело в ушах. Мелькнула мысль, что вештицы подменили дитя в утробе на горелое полешко. Много ходит разговоров о такой ворожбе, но ни разу Ельга не видела этого своими глазами.

Крики Прекрасы смолкли, сменились тяжелым дыханием и слабыми стонами. Тишина давила на уши. Собравшись с духом, Ельга заставила себя вернуться к ложу. И поняла, отчего лицо младенца почернело: шейка его была плотно обвита пуповиной. Торопливо ее обрезав, Ельга не сразу сумела снять скользкую петлю с горла. Но, сколько они с боярыней Осельвой ни пытались, обмыв дитя теплой водой, дышать ему в рот и дуть в нос, гладить по спинке и хлопать по попке, пытаясь заставить закричать, ребенок так и не сделал ни единого вдоха.

Ельга и Осельва стояли, в ужасе глядя на дитя – столь нужное и долгожданное. Не верилось, что все так кончилось. Жуть брала от мысли, что придется сообщить ужасную новость Ингеру, боярам, дружине, всем киянам…

Тельце на руках у Ельги начало остывать: тепло материнского тела его покидало, а собственная искра жизни так и не разгорелась.

– Что… что там? – донесся со стороны ложа хриплый, задыхающийся голос. – Кто это?

Ельга подумала: в голосе Прекрасы звучит такой страх, будто она ожидала, что родит змея.

– Мальчик… – тихо ответила Ельга. – Это был мальчик…

После мгновения тишины донеслись слабые, сдавленные рыдания. Измученная болью и страхом, еще не опомнившись от перенесенного, Прекраса сразу поняла, почему ее золовка сказала о ребенке «был»…

Скрипнула дверь. Ельга обернулась, увидела во тьме у порога мужскую фигуру. Подумала, что Ингер не утерпел и прислал кого-то из своих, но тут же различила знакомый разворот плеч.

Неслышно ступая – пригодилось умение, так раздражавшее Ельгу в прошлом, – Свен подошел к ней и остановился в шаге, не сводя глаз с тельца.

– А ты откуда? – шепнула Ельга, не ждавшая, что весть так быстро дойдет до брата в дружинных домах.

– Голова… – прошептал Свен и сглотнул. – Вот она…

– Что? – не поняла Ельга.

Но Свен только мотнул собственной головой и так же тихо вышел, придерживая меч на боку, чтобы не стукнул о дверной косяк.

⁂

Днем в княжью избу собралось несколько человек самых близких. Отроки сняли три доски пола, Ратислав вырыл небольшую яму вплотную к порогу, и Ингер опустил на дно маленькое тельце, с головой завернутое в белое полотно. Все молчали. Со стороны лежанки с задернутой занавеской доносился тихий плач. Прекраса не видела, как хоронят ее первенца, но знала, что происходит.

– Это беда немалая, но поправимая, – сказала Ельга-Поляница Ингеру, когда яму засыпали, землю утоптали и все ушли в гридницу, оставив челядь класть на место доски пола. – Нет такой бабы, чтобы хоть одно дитя не потеряла. У многих и первенцы мертвыми родятся, и после того мрут, а погляди, сколько народу на свете! Родятся другие, и те поудачливее будут.

– Но теперь придется лишний год ждать, – с досадой ответил Ингер, – пока Прекраса взойдет со мной на стол как княгиня. Она столько мучилась, пока носила это дитя! А пока рожала! И все напрасно!

От горя его большие глаза стали еще больше и потемнели. Он разом стал выглядеть старше, в тонких чертах лица появилась горькая суровость. Вчерашний красивый отрок превратился в молодого отца семейства, пусть даже в этом семействе нет живых детей. Они с Прекрасой все же стали родителями, хоть и осиротели так стремительно. Короткий счет их лет увеличился лишь на одно, однако теперь они уже не «молодые».

– Знал бы, кто виноват, конями бы велел разорвать! – с ненавистью добавил Ингер.

– Уж не древляне ли ворожат? – заметил со вздохом Ивор. – Где враги-то наши? Там, в земле Деревской.

– Из древлян кое-кто и поближе есть, – буркнул Ратислав.

– Это ты о ком? – Ельга повернулась к нему.

– Да хоть невестка твоя! – он упер руки в бока. – Румяная ваша – не древлянка? А бойкая такая – чисто ведьма!

– У вас у самих в дому две древлянки! – с возмущением возразила Ельга. – Хоти твои, полонянки, кто? – Она обернулась к Ингеру. – Боголюбова внучка да Житимирова дочь! Твои жены, брат! Если какая из них сына родит первой, станет матерью первенца и наследника! Да обогнать Прекрасу им было уж нельзя… а теперь опять можно!

Она не хотела возводить напраслину на двух молодых полонянок – винить их у нее не было оснований, но она не могла никому позволить винить жену своего сводного брата.

– Моим наследником будет только сын Прекрасы! – запальчиво возразил Ингер. – Я дал слово! Ей и ее отцу! И я его сдержу! Даже пусть бы пришлось десять лет дожидаться, а те жабы десять чад бы принесли, мой стол получит сын Прекрасы и больше никто!

– Древлян в Киеве нынче сотни, и все нас живьем бы съели, кабы могли! – напомнил Ивор. – Избавляться от них надо, княже. Отослать в греки поскорее, оттуда не достанет ворожба.

Все помолчали. Сильной ворожбе расстояние не помеха, и нужен другой чародей, еще сильнейший, чтобы понять, откуда она тянется и как от нее оградиться.

В тот же день Ружана схватила сына и сбежала в дружинный дом под защиту мужа и его отроков. Две древлянские хоти Ингера никуда сбежать не могли и рыдали целый день, испуганные, что им без вины придется отвечать за смерть княжеского младенца. Горькая вестьуже разнеслась по городу, и Киев примолк в испуге. Если злая ворожба добралась и до княжьей семьи, чего доброго ждать остальным?