Рейх. История германской империи - Борис Соколов

Тем не менее 19 марта 1945 года Гитлер издал приказ, где говорилось: «Борьба нашего народа за свое существование вынуждает нас к использованию на территории Рейха всех средств, ослабляющих боевую силу нашего врага и препятствующих его дальнейшему продвижению. Подлежат использованию все возможности прямо или косвенно нанести долгосрочный ущерб его боеспособности… На территории Рейха подлежат уничтожению все военные объекты, промышленные предприятия, транспорт, предприятия по снабжению населения, а также материальные ценности, которые могут использоваться врагом». Военные объекты должно было уничтожать армейское командование, а гражданские – гауляйтеры и имперские наместники.

Альберт Шпеер (1905–1981) – личный архитектор Гитлера, рейхсминистр вооружения и военного производства (1942–1945)

Сам Шпеер в мемуарах признавал: «Я… стремился наладить как можно более тесное сотрудничество с промышленниками. Мы думали уже не о войне, а о мире и на совещаниях обсуждали проблему перехода к экономике послевоенного периода». Приказ Гитлера о проведении тактики «выжженной земли» на территории Германии успешно саботировался как военными, так и промышленниками и гражданскими властями и фактически не был претворен в жизнь. Тот же Шпеер вспоминал: «Польша, Чехословакия, Франция и Норвегия, вопреки намерениям Гитлера и его окружения, в условиях оккупации сохранили и приумножили свой промышленный потенциал, так что даже самые ярые поборники тактики «выжженной земли» ничего не могли сделать. Если же удается восстановить промышленность, то волей-неволей приходится сохранять основы хозяйственной жизни, то есть кормить людей, шить для них одежду и платить им зарплату.

Так обстояли дела на ранее оккупированных территориях. И единственной предпосылкой для этого… было сохранение основных производственных мощностей. Именно этим я и занимался в конце войны, отбросив какие бы то ни было идеологические и национальные предрассудки».

В начале марта 1945 года Шпеер посетил Рур, перед самой его оккупацией англо-американскими войсками. Он свидетельствует: «Тамошние промышленники больше всего были озабочены тем, что даже если шахты и сталелитейные заводы сохранятся в целости, но будут разрушены все мосты, то прервется весь технологический цикл. В тот же день я поехал к фельдмаршалу Моделю… Модель был настолько недоволен приказами Гитлера, что сразу же согласился с моими предложениями и обещал в ходе предстоящих боев за Рурскую область постараться сохранить все коммуникации, а особенно железнодорожные мосты». Ранее аналогичной договоренности Шпееру удалось достичь с генералами, оборонявшими Силезский промышленный район. Министр также убедил начальника Генштаба генерала Гудериана издать приказ, категорически запрещающий взрывать здания и сооружения, если это может повлечь уничтожение систем жизнеобеспечения населения.

Откровенный саботаж Шпеером тактики «выжженной земли» вызвал недовольство Гитлера, который собирался заменить министра вооружений его заместителем Карлом Отто Зауром, но так и не осуществил это намерение. Геббельс 28 марта 1945 года записал в дневнике: «Фюрер противопоставляет Шпееру Заура как более сильную личность. Заур – твердый человек, который выполнит данный ему приказ, применив для этого все необходимые меры, вплоть до насилия. В известном смысле он антипод Шпеера. Шпеер в большей мере художественная натура. У него, конечно, большой организаторский талант, но политически он слишком неопытен, чтобы в это кризисное время на него можно было целиком положиться. Фюрер страшно негодует по поводу последних соображений, которые представил ему Шпеер. Шпеер поддался уговорам своих промышленников и теперь постоянно утверждает, что у него просто рука не поднимется перерезать артерию, питающую немецкий народ. Это могут сделать только наши противники. Он же, по его словам, такую ответственность на себя не возьмет. Фюрер объяснял ему, что мы так или иначе должны нести ответственность и что теперь речь идет о том, чтобы довести борьбу нашего народа за жизнь до успешного завершения, а тактические вопросы играют сугубо подчиненную роль… Более всего фюрер хотел бы, чтобы Шпеер прекратил свои откровенно пораженческие разглагольствования. Шпеер был также в числе тех, кто выступал против выхода из Женевской конвенции. Правда, среди них был и Борман. Сейчас Борман тоже далеко не в лучшей форме. В частности, по вопросу о радикализации наших методов ведения войны он занял совсем не ту позицию, какую я от него, собственно, ожидал».

Однако Гитлер отказался от замены Шпеера после меморандума, который тот направил ему 29 марта, после состоявшегося накануне напряженного разговора между ними: «Вчера во время нашей беседы вы провели различие между реальным осознанием положения, в результате которого можно прийти к убеждению, что войну уже нельзя выиграть, и все еще имеющейся верой в то, что все еще может кончиться хорошо. Вы задали мне вопрос, надеюсь ли я еще на дальнейшее успешное ведение войны, или же моя вера в это поколеблена трезвыми констатациями в той специальной области, которой я занимаюсь.

Моя вера в благоприятный поворот нашей страны оставалась несломленной до 18 марта. Это могут подтвердить все мои сотрудники и все благожелательно настроенные ко мне политики и солдаты…

Я художник, и поэтому поставленная задача казалась мне совершенно чужда и тяжела. Я сделал для Германии много. Без моей работы война, вероятно, была бы проиграна еще в 1942/43 гг. Я справился с этой задачей не в силу моих специальных знаний, а благодаря качествам, присущим художнику… Я верю в будущее немецкого народа. Я верю в Провидение, справедливое и неумолимое, а значит, верю в бога.

Мне было тяжко на сердце, когда в победные дни 1940 года я видел, как мы в широчайших кругах нашего руководства потеряли свою внутреннюю выдержку. Это было то время, когда мы должны были порядочностью и внутренней скромностью выдержать испытание перед лицом Провидения. Тогда победа была бы за нами.

В эти месяцы судьба взвесила нас на своих весах и нашла слишком легковесными. В результате страсти к комфорту и лености мы упустили целый год драгоценного времени для наращивания производства вооружений и конструирования новой техники, и из-за этого в решающие 1944–1945 годы многое стало для нас уже слишком поздно. Любое из новшеств годом раньше – и наша судьба была бы другой! Словно Провидение само хотело предостеречь нас, но с того времени все военные события вели нас к неслыханной беде. Еще никогда ни в одной войне внешние условия (скажем, погода) не играли такой решающей и несущей несчастье роли, как именно в этой, самой технизированной из всех войн: мороз под Москвой, туман под Сталинградом и голубое небо над зимним наступлением 1944 года на Западе (в Арденнах. – Б. С.).

И тем не менее я убежден, что судьба все же избавила нас от самого последнего следствия всего этого и что однажды все же появится возможность обеспечить нашему народу его существование. Ибо этот народ, проявивший исторически беспрецедентное мужество и героизм на фронте и в тылу, не может прийти к своему горькому концу. Эта внутренняя вера, которая позволила мне, несмотря на все влияния и осознания, продолжать быть сильным самому и вселять веру в других, оставалась непоколебимой до нескольких последних дней.