Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Часть 2. Альма - Сергей Ченнык

Генерал, по английским данным, просил у лорда Раглана разрешения следовать за русской армией к Севастополю, на что Раглан ответил ему категорическим отказом, но обещал всяческую заботу.

Пленный генерал был отправлен к адмиралу сэру Эдмонду Лайонсу на «Агамемнон» и был принят там весьма гостеприимно.

Другой высокопоставленный пленный — командир 2-й бригады 17-й пехотной дивизии генерал-майор Павел Александрович Гогинов был ранен и после оказания медицинской помощи доставлен на английский военный корабль.[88]

Французские (то есть взятые французами) пленные собирались отдельно. Их сформировали в одну группу, по возможности покормили. Среди них оказался и совершенно не военный копиист Яковлев.

«…Нам позволили отправиться к другим русским пленным, которые находились тут же невдалеке. В самом деле, когда нас привели к ним, восемь человек русских сидели кружком, очевидно, в неприятном расположении духа. Между ними находился и подпрапорщик Московского пехотного полка Савельев. Нечего, я думаю, и говорить о том, какое впечатление произвела на меня эта родная встреча. После первых приветствий пошли расспросы о том, откуда кто и как попал в неволю. Я рассказал свое горе, другие говорили о своих несчастиях. Потом мы подсели к огню; один из нас и сказал: «Давайте, братцы, с горя хотя покурим трубки. Верно, обедов и ужинов здесь для нас нет».

Но едва только проговорил он это, как показался француз с железным ведром в руках. Очевидно, оно было полно какой-то жидкости.

Мы стали ему говорить: «Эх, брат-француз, ты, кажется, супу принес нам; да только чем же мы будем его есть?».

Француз заговорил: «Суп бона, бона. Монже». (Суп хорош, хорош. Кушайте.) и отошел от нас прочь. Тогда, вынув ложку из мешка, один из нас подошел к ведру и стал пробовать жидкость, приговаривая: «Должно быть, холодный, совсем пар не идет». После чего, перекрестясь, он отведал ее и сказал нам: «Ну, братцы, так что холодный: ведь это чистая вода!». Мы засмеялись и стали придвигаться к огню: «Что ж, когда не приходится хлебать, так будем пить: может, голод-таки забьем.». В это время француз принес сухарей, вроде наших галет, по-французски называемых бисквит, дал каждому из нас по сухарю и ушел. После чего мы принялись за ужин. Разумеется, кто как умел или что при себе нашел, тем и поужинал — и все-таки оставалось засыпать с тощим желудком. Мы улеглись кругом дымящегося бревна; в стороне лежала небольшая куча хворосту, которая позволяла нам некоторое время поддерживать огонь. Тут же стояли и конвойные зуавы. Обыкновенно, днем их бывало не более восьми, и только на ночь становили до двадцати человек. В таком-то положении мы находились до 11-го сентября, когда всех перевезли сначала на корабль «Vill de Paris», а потом на пароходофрегат «Labrador».

22 сентября возникла проблема с русскими ранеными, которых не успевали по разным причинам погрузить на транспорты. Более 200 из них уже умерли, остальные лежали среди нечистот и гноя, страдая от отсутствия должной заботы.

Флот готовился к выходу, армия тоже, и заниматься этими беднягами было некогда и некому. Было принято решение не оставлять их на произвол судьбы. Раненых передавали на попечение младшего врача 44-го пехотного полка Джеймса Томсона с одним помощником. Часто говорят, что это был слуга, но это не соответствует истине. С медиком остался рядовой Джон Марж, солдат этого же полка. Им оставили некоторое количество медикаментов, а также продукты, в том числе 10 мешков сухарей, 4 бочонка рома, чай, сахар.

Если мы пишем о сражении на Альме, то мы просто обязаны сказать о маленьком подвиге духа этого человека. Именно так назвал действия врача Рассел в одном из своих первых репортажей в «Таймс» из Крыма.

30-летний врач в течение 4–5 дней боролся за жизнь каждого из русских солдат. Когда потребовалось пополнение запаса продуктов, он приобрел у местных татар корову и отдал ее на мясо для пленных. 60 человек, спасти которых не удалось, Томсон с помощником похоронили. После ухода армии возникла опасность, что появившиеся на поле русские казаки просто убьют англичан, но раненые русские офицеры заверили медиков, что ни в коем случае не допустят этого.

Некоторое число раненых русских солдат и офицеров, чтобы не обременять свою медицину заботой и лишними расходами и без того дефицитных медицинских средств, было решено вернуть под попечительство России.

Через несколько дней транспорт «Эйвон» подошел к берегу. Все оставшиеся к тому времени в живых раненые были погружены на его борт. Доктор Томсон и Джон Марж сопровождали их до Одессы, где 342 человека из числа взятых в плен раненых передали в руки российских властей.

Томсон и Марж направились в свой полк, но славный человек, оставивший в Англии жену и троих детей, никогда больше не вернулся в строй. Сказалось чрезвычайное напряжение сил, обострившее затаившуюся болезнь.

Он умер от холеры 5 октября 1854 г. в Балаклаве, на следующий день после того, как сошел с борта корабля. В его родном городке Кромарти на кладбище Гранд Форрес установлен памятник — монумент, деньги на который выделил муниципалитет. На плите выбиты слова: «…в дань человеку, чья жизнь была полезной, а смерть стала славной». В местном колледже студенты за успехи в учебе стали получать именную «Стипендию Томсона».

Джон Марж сделал достойную солдата карьеру в 44-м полку, с отличием закончив службу.

Вскоре после окончания сражения начали рождаться и первые мифы. Некоторые даже красивые и романтичные. Один из них — о якобы приехавших полюбоваться на «игру в войну» севастопольских и симферопольских знатных дам. Что послужило основанием для этого, сказать трудно. Но то, что его подогревали прежде всего сами союзники — несомненно. Например, офицер Шотландской гвардии Фредерик Стефенсон писал матери, что как сувенир с места несостоявшегося пикника на Альминских высотах подобрал роскошное перо со шляпки одной из таких барышень.

Думаю, это не более чем высокий художественный штрих на куче человеческого мяса. Зачем нервировать маму…

Но не все предпочитали плен и возможный покой вдали от России возвращению в строй. С изуродованным пулей лицом рядовой Владимирского пехотного полка Иван Андреев сумел незамеченным уползти с поля сражения и после нескольких дней невероятных мытарств и страданий он вернулся в полк.

Пришло время поговорить о скорбном. Пока речь пойдет об оборванных жизнях и изуродованных телах, души будут искалечены совсем скоро.