Сны инкуба - Лорел Гамильтон

Так что адвокатам пришлось заткнуть глотки родственникам.Хотя одна пожилая дама из членов семьи, унаследовавших деньги, заявила, чтоуйдёт, если «демон» останется. Демон? Если она приняла Реквиема за демона, тоэто она настоящего демона не видела. Я видела, и я понимаю разницу.

Но адвокаты всех успокоили, и одна из внучек успокоилабабулю, и теперь они в темноте ждали, пока я сделаю свою работу.

У меня были куры в клетке, моя сумка с мачете, и прочиепринадлежности. Но прежде всего я убрала щиты в достаточной степени, чтобыможно было работать. Я научилась ставить щиты, по-настоящему, и теперь моглапротивостоять позыву использовать свой дар. Контролировать его так, чтобы неподнять мертвеца случайно, я научилась уже давно. Был у нас в колледжепреподаватель, который покончил жизнь самоубийством. Как-то ночью он пришёл кмоей двери. Он хотел принести извинения своей жене. Тогда я никого не поднимала,просто затыкала свой дар, игнорировала. А он слишком силён, чтобы его простоигнорировать. Парапсихические способности вылезут так или иначе, если у нихдостаточная сила, найдут путь. И вам может не понравиться, как они это сделают.

Я убрала щиты — не все, но достаточно, чтобы открыть тучасть своей сути, которая поднимает мёртвых. Это как сжатый кулак, и толькокогда я ослабила напряжение мышц, разогнула эти метафизические пальцы,почувствовала себя свободной. Я знала людей, учившихся у аниматоров или жрецоввуду, чтобы обрести искусство поднимать мёртвых. А я изучала искусство неподнимать мёртвых. Но требуется некоторое постоянное усилие, чтобы держатькулак сжатым, силу под замком. Как будто какая-то часть моей сущности никогдане отдыхает, даже когда я сплю, кроме как когда я здесь, с истинно мёртвыми.Готовая призвать одного из них из могилы. Только в такие минуты я могла бытьполностью свободной.

Так я простояла минуту, проливая наружу силу, холодную,ищущую, подобную ветру, только от этого ветра не шевелятся волосы, а лишьмурашки по коже ползут. Это как задержать дыхание, сильно-сильно, и в концеконцов выдохнуть, выдохнуть и обмякнуть. Как только я перестала этого бояться,с мёртвыми мне стало хорошо. Мирно, покойно, потому что оставшееся в могиленикак не связано с душой или страданием. «Спокойно, как в могиле» — не простопоговорка. Но я забыла, что есть рядом мёртвый и не под землёй.

Моя сила коснулась Реквиема. Она не должна была егозаметить, однако заметила. Прохладный не-ветер обвился вокруг него, как рукидавно ушедшей любовницы. Никогда я не чувствовала подобного. Впервые я поняла,что моя власть — власть над всеми мёртвыми, а нежить все же мертва. Я всегдадумала, и мне так говорили, что вампиры убивают некромантов из страха, что те возьмутих под контроль, но в этот миг я поняла, что это ещё не вся правда. Как будтодверь открылась во мне, в комнату, о которой я даже не знала. И в этойметафизической комнате что-то было. Оно не имело формы, доступной глазу, нитяжести, ни осязаемости, но оно было, было настоящее, и это была я, что-то отменя. «Уровень силы», как назвали это Байрон и Реквием, но и это было не так.Уровень — вещь статическая, она не растёт и не меняется. А эта штука статичнойне была.

Она стала раздуваться в мою сторону, и будь это реальнаякомната в реальном доме, этот дом бы взорвался. Оно бы рванулось наружу сгрохотом в вихре дерева, стекла и металла, и ничего не осталось бы в этомметафизическом дворе, в эпицентре непонятного взрыва.

Это было во мне, и потому не могло в меня врезаться, этобыло глупо, но именно так оно и поступило. Оно врезалось в меня, и на миг яослепла, оглохла, перестала ощущать тело, превратилась в ничто. Осталась тольконеобузданность этой силы.

Я пришла в себя под голос Грэхема:

— Анита, Анита! Ты слышишь меня? Анита!

Я почувствовала, что он поддерживает меня, что мы стоим намогиле. Я ощущала эту могилу, лежащего внизу Эдвина Алонсо Германа. Мне надобыло только произнести его имя.

— Что-то здесь не так, Реквием.

— Да, — сказал он, и этого одного слова хватило. Яоткрыла глаза и увидела склонившегося надо мной вампира.

— Она пришла в себя, — сказал Грэхем и попыталсяменя посадить, но я протянула руку к Реквиему.

Вампир потянулся ко мне, я к нему. Грэхем помог, приподнялменя, но сейчас для меня его здесь не было. Моё дело — мёртвые, а Грэхемслишком тёплый. Мне хотелось крови медленной и густой, и она протягивала мнеруку.

Пальцы Реквиема коснулись моих, сила внутри меня успокоилась— будто мир дрожал, а теперь перестал. В этой внезапной тишине я взяла егоруку, и пульса в ладони не было. Не билась, отвлекая мои чувства, кровь.Реквием моргал, губы его двигались, но он не дышал. Он был тих. Мёртв. Он былмой.

И он поднял меня на ноги, и мы стояли у подножия могилы,рука в руке. Я смотрела в его лицо, в бирюзовое пламя глаз, но не я втянулась вего глаза. Это он упал в мои, и я знала, потому что передо мной мелькнули егомысли, что мои глаза для него были чёрными озёрами, где мерцали звезды. Таксмотрели мои глаза, когда Обсидиановая Бабочка, вампирша, считавшая себяацтекской богиней, показала мне немного своей силы. А сильна она быланастолько, что никто не пытался оспаривать её божественность. Есть вещи, радикоторых не стоит драться. Силу, которой я научилась от неё, я использовалатолько дважды, и оба раза мои глаза наполнялись звёздами.

Ночь вдруг стала не такой тёмной. Я видела детали, цвета,которых никогда не видели прежде мои глаза. Рубашка Реквиема стала такойзеленой, что светилась, как его глаза. Все изображения стали необычайнорезкими, и это было не только зрение. И рука Реквиема в моей была тяжелее, чемдолжна была быть, важнее, чем должна была быть, будто я ощущала каждый завитокузора пальцев, как шёлковые полоски. В таком состоянии заняться любовью — этолибо получить самое невероятное наслаждение, либо сойти с ума.

Я помнила эту силу, но не она сейчас была мне нужна. Яувидела ещё одно ощущение Реквиема, слабую вспышку страха, почти тут жеуспокоенную, потому что я прикасалась к нему и не хотела, чтобы он боялся.Звезды в моих глазах утонули в потоке пламени, чёрного пламени, карего всередине, будто пылало дерево, и оно же было пожиравшим его пламенем.

Глаза у меня на миг стали такими, какими были бы, будь явампиром. Их наполнила тьма, тёмный карий свет, тёмный почти до черноты. И этиглаза я обратила к могиле, и Грэхем увидел их.

— Бог ты мой! — шепнул он.

— Сойди с могилы, Грэхем.

Голос был почти мой собственный.

Он только сидел на земле, таращась на меня.

— Шевелись, Грэхем! Тебе не понравится, если ты ещёздесь будешь, когда я закончу.

Он кое-как поднялся на ноги и отошёл, пока я не сказала:

— Достаточно.

Он остался стоять вблизи, широко раскрыв глаза, и запахстраха исходил от его кожи, но он не побежал, не попытался отойти подальше.Смелый парень.