Никола зимний - Сергей Данилович Кузнечихин

замерла. Совсем рядом девичий голос выводил: «Это снова, это снова – бабье лето, бабье лето…» Они оглянулись. На обрыве стояла Юлька. Она помахала им и прыгнула. На самом краю обрыва отвалилась кочка и, раскачиваясь на длинном корне, повисла над водой. Мелкие камешки и кусочки глины осыпались с нее и, булькая, падали возле самого берега.

– Здрасьте… Я думаю: кто здесь купается? А это вон кто. Вы чего молчите, онемели, что ли, или утопленника увидели?

– Шуточки у тебя, Юлия, – хмыкнула Людмила.

– А ты тоже хороша. Приехала в отпуск и к однокласснице не заглянешь. Забыла, как вместе на танцы бегали и от историка прятались? – Она повернулась к Гущину: – Ты знаешь, Юра, как наш историк за ней ухлестывал! Придем на танцы, а он тут как тут, разрешите на вальс, а сам ниже ее на полголовы. Помнишь, Люсь?

Людмила не ответила.

– Зазналась, совсем зазналась. Позавчера идет с мужем и никого видеть не хочет. Наверное, важная птица! Лоб-то какой, аж для волос места не осталось, и в очках прожигательные стекла. Наверно, все зренье на науку угробил. – Она словно не замечала их растерянности и продолжала щебетать: – Только больно тощой он у тебя. Ворот на три пальца от шеи отстает. Совсем засушила мужичка.

– Зато ты своего берегла, так что за решетку угодил.

Людмила стояла позади Гущина, словно пряталась за него. Он отыскал ее руку и хотел пожать, успокоить, но она убрала ее.

– А сердитые-то почему? – продолжала притворяться Юлька. – Тебя, кстати, Ухов искал.

– Обойдется. Найдет, если захочет. Устал от его обещаний.

Людмила молча зашла в воду и поплыла к одежде. Гущин зло посмотрел на Юльку. Сжавшись калачиком, она прятала под водой худенькое тело, а увидев его взгляд, окунулась и вынырнула уже на середине омута.

Людмила одевалась.

– Подожди, я тоже с тобой пойду! – крикнула Юлька.

В поселок возвращались втроем. Первой шла Людмила, за ней Гущин, и, приотстав, молчаливо плелась Юлька.

– Приходи в гостиницу, я там один, – сказал он как можно тише.

– Отстань от меня, – вспылила она и тут же обратилась к Юльке: – Юль, я завтра улетаю, а дома бутылка вина киснет, зайдешь?

В гостинице он, не раздеваясь, завалился на кровать и долго лежал с закрытыми глазами. Костерил Юльку – весь кайф сломала. Устав злиться, заснул, а проснулся поздно вечером. Людмила, конечно, не пришла. Очень хотелось есть. Он прошел на кухню. На подоконнике лежал пакет, в котором Колесников солил хариусов. От грязно-серого тузлука пахло рыбой. В квартире не было ни крошки. Воспоминание о рыбе раздражало. Он вылил тузлук в раковину и открыл воду, но пакет сохранял запах. Ресторана в Михайловке, разумеется, не было. Гущин разделся и лег. Через час ему все еще мнилось, что из кухни пахнет, он поднялся, выбросил пакет за окно. А уснул только под утро.

6

Чтобы выгнать остатки дурной ночи, он больше двух часов истязал тело: гнул и ломал его, падал на живот, поднимал ноги на стол и отжимался на руках, пока они не расползались, а щека не упиралась в шершавый прохладный половик, тогда он спускал ноги, переворачивался на спину и, зажав ступнями кирпич, начинал качать брюшной пресс, и тоже до изнеможения, после пресса – спину и потом все сначала, по второму кругу.

Телефон Ухова не отвечал. Гущин вышел из гостиницы к обеду. Солнце не жалело ни тепла, ни света. Яркие лучи вытравили всю зелень из лысых сопок, и они стояли унылые и желтые, казалось, что над ними не летает ни птиц, ни бабочек. И только там, где единственное на все небо облачко бросало тень, медленно плыло черно-зеленое пятно, создавая иллюзию какого-то оживления.

На берегу ему пришла мысль, что Юлька могла искать его по просьбе Ухова, чтобы сообщить о привозе реагента. Она и пришла без купальника. А застав Людмилу, решила поиздеваться над школьной подругой и забыла о поручении. Он не слишком верил в эту версию, однако решил, что пора закругляться. Пора перестать водить энергетика за нос или, точнее: тешить себя надеждой, будто водит он, когда на самом деле водят его. За час до конца рабочего дня Гущин пришел в контору.

Кабинет главного энергетика был заперт. Он поднялся в приемную и позвонил на ТЭЦ. К телефону долго не подходили. Он вторично набрал номер и узнал по голосу, что ему ответил шофер Николай.

– Ухова у вас нет?

– А чего ему у нас делать?

– Тогда Лемыцкого позови.

– Только что вышел. Не то в ремцех, не то на теплотрассу.

«Все ясно. И тут меня нет, и там меня нет. Где я? Старая загадка. Сейчас пойду к директору и скажу: “Или обеспечивайте нормальную работу, или пишем акт, и я улетаю”. Спрашивается, кому нужен котел – руднику или наладочному управлению? Кто будет мерзнуть зимой? Мы или вы? Управление не пострадает, если я завтра улечу. Чистка стоит гроши, и оно обойдется без этих денег. Начальство мне даже благодарность объявит, потому что вас давно надо проучить, чтобы в следующий раз думали, перед тем как приглашать людей».

Гущин обвел глазами приемную: обшарпанные столы, разнокалиберные стулья и табуретка – по его мнению, все это давно было нужно списать вместе с серенькой секретаршей, которой перевалило за пятьдесят. Ему стало стыдно идти к директору и надоедать своими жалобами. Больше всего его растрогала табуретка.

«Что вы так разбушевались, Юрий Васильевич, успокойтесь, нервные клетки не восстанавливаются. И людей незачем беспокоить, они не виноваты, что от вас ускользнула красивая женщина».

Возвращаясь в гостиницу, он увидел Лемыцкого, тот стоял возле промтоварного магазина, и Гущин решил подойти. Но пока перебирался через дорогу, Лемыцкий пропал. Гущин заглянул в магазин, но Станислав Станиславович словно испарился. Помещение маленькое, покупателей восемь человек – а Лемыцкого не видно. Гущин подождал на крыльце и, ничего не понимая, пошел дальше. Он был уверен, что не обознался, но и объяснить себе ничего не мог: куда спрятался Лемыцкий и зачем он прячется. На перекрестке Гущин остановился и решил покараулить. Его терпения хватило на десять минут, но пропавший так и не показался.

…На другой день, не повышая голоса, он спросил Ухова:

– Как чувствует себя фтористый натрий?

– Должен быть не сегодня завтра.

– Один охотник собаку завтраками кормил – знаете, что получилось?

– То собаку. А тебе что, командировочные идут, зарплата тоже. Водку пей, загорай. Смотри, какое солнце.

– В пустыне тоже много солнца, больше, чем в Ялте, однако едут не в пустыню. Была бы Михайловка на берегу Черного