Королева Марго - Александр Дюма

И во исполнение этого намерения Екатерина направилась к покоям сына, где и застала его за разговором с герцогом Алансонским.

– А-а! Это вы, матушка! – нахмурив брови, сказал Карл IX.

– Почему вы не прибавили «опять»? Это слово было у вас на уме, Карл!

– То, что у меня на уме, это мое дело, – ответил Карл грубым тоном, который временами появлялся у него даже в разговоре с Екатериной. – Что вам от меня надо? Говорите скорее!

– Вы были правы, сын мой, – сказала Екатерина Карлу. – А вы, Франсуа, ошиблись.

– В чем? – спросили обе августейшие особы.

– У короля Наваррского был не Ла Моль.

– А-а! – бледнея, произнес Франсуа.

– А кто же у него был? – спросил Карл.

– Пока неизвестно, но станет известно, как только заговорит Морвель. Итак, отложим это дело, которое не замедлит выясниться, и вернемся к Ла Молю.

– Но при чем же тогда Ла Моль, матушка, если не он был у короля Наваррского?

– Да, он не был у короля Наваррского, – отвечала Екатерина, – но он был у... королевы Наваррской.

– У королевы! – воскликнул Карл и разразился нервическим хохотом.

– У королевы! – побледнев, как мертвец, пробормотал герцог Алансонский.

– Да нет же! Нет! – возразил Карл. – Гиз говорил мне, что встретил носилки Маргариты!

– Так оно и было, – ответила Екатерина – где-то в городе у нее есть дом.

– На улице Клош-Персе! – воскликнул Карл.

– О-о! Это уж чересчур! – сказал герцог Алансонский, вонзая ногти себе в грудь. – И его рекомендовала она мне!

– Ага! Теперь я понял! – внезапно останавливаясь, сказал король. – Значит, это он защищался от нас ночью и сбросил мне на голову серебряный кувшин! Негодяй!

– Да, да! Негодяй! – повторил Франсуа.

– Вы правы, дети мои, – сказала Екатерина, не подавая виду, что ей понятно, какое чувство побуждает каждого из сыновей произнести этот приговор. – Вы правы: малейшая нескромность этого дворянина может вызвать страшный скандал и погубить честь принцессы крови! А для этого ему достаточно выпить.

– Или расхвастаться, – сказал Франсуа.

– Верно, верно, – подхватил Карл. – Но мы не можем перенести это дело в суд, если сам Анрио не согласится подать жалобу.

– Сын мой, – сказала Екатерина, кладя руку Карлу на плечо и выразительно сжимая его, чтобы обратить все внимание короля на то, что она собиралась предложить, – выслушайте хорошенько то, что я хочу вам сказать. Это преступление может повлечь за собой скандал. Но не судьи и не палачи наказывают за такого рода оскорбление величества. Будь вы простые дворяне, мне было бы нечему учить вас, – вы оба люди храбрые, но вы принцы крови, и вы не можете скрестить ваши шпаги со шпагой какого-то дворянинишки! Обдумайте способ мести, приемлемый для принцев крови.

– Смерть всем чертям! – воскликнул Карл. – Вы правы, матушка! Я что-нибудь соображу.

– Я помогу вам, брат мой! – вскричал герцог Алансонский.

– А я, – сказала Екатерина, развязывая черный шелковый поясок, который тройным кольцом обвивал ее талию и свешивался до колен двумя концами с кисточками, – я ухожу, но вместо себя я оставляю вот это. И она бросила свой поясок к ногам принцев.

– А-а! Понимаю, – воскликнул Карл.

– Так этот поясок... – заговорил герцог Алансонский, поднимая его с пола.

– ..и наказание и тайна, – торжествующе сказала Екатерина. – Но не мешало бы впутать в это дело и Генриха, – прибавила она и вышла.

– Черт возьми! Нет ничего легче! – сказал герцог Алансонский. – Как только мы скажем Генриху, что жена ему изменяет... – Обратившись к королю, он спросил:

– Итак, вы согласны с мнением матушки?

– Вполне! – ответил Карл, не подозревая, что всаживает тысячу кинжалов в сердце герцога. – Это рассердит Маргариту, зато обрадует Анрио.

Он позвал офицера своей стражи и приказал сообщить Генриху, что король просит его к себе, но тотчас передумал:

– Нет, не надо, я сам пойду к нему. А ты, Алансон, предупреди Анжу и Гиза.

Выйдя из своих покоев, он пошел но маленькой винтовой лестнице, по которой поднимались на третий этаж и которая вела к покоям Генриха.

Генрих, воспользовавшись короткой передышкой, которую он получил благодаря своей выдержке на допросе, забежал к г-же де Сов. Здесь он застал Ортона, уже совсем оправившегося от своего обморока. Ортон мог рассказать только то, что какие-то люди ворвались к нему и что их командир оглушил его, ударив эфесом шпаги. Участь Ортона никого тогда не беспокоила. Екатерина, увидав его распростертым на полу, подумала, что он убит.

Но Ортон пришел в себя как раз в промежуток времени между уходом королевы-матери и появлением командира ее охраны, которому было приказано очистить комнату, и нашел убежище у г-жи де Сов.

Генрих попросил Шарлотту приютить у себя юношу до получения вестей от де Муи, который не мог не написать ему из тех мест, где он скрывался. Тогда он отправит с Ортоном свой ответ де Муи и, таким образом, сможет рассчитывать не на одного, а на двух преданных ему людей.

Этот план был принят, и Генрих вернулся к себе; рассуждая сам с собой, он принялся ходить взад и вперед по комнате, как вдруг дверь отворилась и вошел король.

– Ваше величество! – воскликнул Генрих, бросаясь к нему навстречу.

– Собственной персоной... Честное слово, Анрио, ты отличный малый, я начинаю любить тебя все больше и больше.

– Ваше величество, вы слишком добры ко мне, – ответил Генрих.

– У тебя только один недостаток, Анрио.

– Какой? – спросил Генрих. – Может быть, вы, ваше величество, имеете в виду, что я предпочитаю соколиной охоте охоту с гончими? В этом вы не раз меня упрекали.

– Нет, нет, Анрио, я говорю не об этом недостатке, а о другом.

– Если вы, ваше величество, объясните мне, в чем дело, я постараюсь исправиться, – отвечал Генрих, увидав по улыбке Карла, что он в хорошем расположении духа.

– Дело в том, что глаза у тебя хорошие, а видишь ты ими плохо.

– Может быть, государь, я, сам того не замечая, стал близорук?

– Хуже, Анрио, хуже: ты ослеп.

– Ах, вот оно что! – сказал Беарнец. – Но, быть может, это несчастье случается со мной, когда я закрываю глаза?

– Вот, вот! Именно так с тобой и случается, – сказал Карл. – Как бы то ни было, я их тебе открою.

– «И сказал Бог: да будет свет, и был свет». Вы, ваше величество, являетесь представителем Бога на земле, – следовательно, вы можете сотворить на земле то, что Бог творит на небе. Я слушаю.