Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн - Николай Бахрошин

«Вперед, взводный, только вперед! Трусов буду расстреливать!»

Знакомая песня… Знакомая — до зубовного скрежета!

* * *

Вперед?

Батальон в бою больше суток, люди держатся только на впрысках брони. Да и солдат — то осталось… У меня во взводе, например, чуть больше половины.

Прямо на моих глазах сгорел от прямого попадания «зажигалки» Профессор. Только недавно, еще вчера, мы с ним болтали о том, что будем делать после войны. Он снова собирался преподавать и горячился, доказывая, что почти ничего не забыл…

Милка, этот ворчун, всегда надеявшийся на лучшее, попал под луч «дальнобоев», срезавший ему, как бритвой, половину туловища. Хорошо, что сразу умер, некоторые, бывает, еще живут какое — то время после этого, еще видят, что с ними происходит…

Казаки обороняли укрепрайон отчаянно и толково. Бронепехота, танки, «маруси» (мобильные ракетные установки) — воевать они всегда умели. За время непрерывных атак мы продвинулись вглубь только на несколько километров. А теперь еще и вляпались в «суп».

Оно нам надо? «Щи отдельно, мухи отдельно!» — за эту предвыборную программу проголосует любая муха.

Наш взвод уже битый час грызет эту высотку. Я не знаю, что сейчас делается у остальных, батальон наступает развернутым фронтом сразу в нескольких направлениях, но думаю — то же самое. Остальные наверняка ломают зубы обо что — нибудь другое.

Вторую роту, например, комбат Диц положил почти всю под лучом дальнобойного лазера. Тоже — «Вперед, только вперед!» А зачем вперед, когда можно было обойти по низине?

За комбата я совершенно спокоен — этот всех угостит, никого не пропустит, стратег и тактик в одном лице…

Даже не высовывая голову из — за камней, я вижу место, где лежит Зебра, располосованная крупнокалиберными очередями. Неподалеку, чуть дальше — Гвоздь. Лихой, задиристый солдат, полностью соответствующий своему острому прозвищу. А теперь лучше не смотреть на то, что от него осталось. От случайного, практически невероятного попадания сдетонировали собственные гранаты, а за ними — остальной боекомплект. Редко, но бывает… Они — и еще двое — потери только за последний час. Даже не от столкновения с противником, от штурма укреплений с автоматикой.

Вдвойне глупо.

Установочку бы нам, хотя бы одну установочку залпового огня…

* * *

«Вперед, „Ромашки“! Только вперед!» «Вперед! Это приказ! За невыполнение приказа в боевых условиях!..»

И ведь не отстанет же, кровосос! Да, очередная атака…

— Вперед! — командую я. — «Ромашки», слушай мою команду, — атака!

Мои бойцы показываются из — за камней и укрытий. Никто не кидается, конечно, напрыгались уже, но даже эти осторожные движения приводят в неистовство визгливую автоматику. Теперь работает уже не одна «аптушка», их не меньше десятка. По плотности огня это похоже на дождь, этакий щедрый майский ливень из металла и плазмы. Такое впечатление, что заряды у этих агрегатов никогда не кончаются. Впрочем, там не магазины, специальные цинки на конвейерной линии подачи…

Нет, бесполезно соваться, слишком большая плотность огня. Подножье холма перед глазами словно вскипает от фонтанов земли, взбитой очередями.

— «Ромашки» — отставить атаку! — немедленно кричу я.

Патроны крупнокалиберок — это не то что у наших «эмок», это почти снаряды. Снаряжаются сериями по три — бронебойный, плазменно — прожигающий, вакуумно — разрывной, — какая индивидуальная броня выдержит такие бутербродные очереди?

Вот МП — танк бы сюда! Тот самый «лангуст», который, когда не надо, шляется по нашим головам, как по бульвару в новых штиблетах. У него броня посущественнее, ее пулеметами не запугаешь…

Я быстренько валюсь обратно за каменные зубцы.

А что? Поступил приказ, я его выполнил, поднял взвод в атаку. И тут же положил, пока нас всех здесь не положили. Принял решение, исходя из конкретной ситуации, как допускает статус младшего командира, согласно армейскому уставу.

Атака кончается, не начавшись…

— «Ромашки», почему встали? Почему не атакуем?

Голос Дица неистовствует в наушниках, комбат, мягко говоря, недоволен. Очень мягко говоря.

Слышать его — терпения нет. Я отключаю все линии, кроме взводной, пусть будет временный обрыв связи. Может такое быть? Теоретически — все может быть. Самые недоверчивые могут лезть сюда под обстрел и проверять лично.

Конечно, это была имитация атаки.

Какая по счету? — соображаю я, устроившись в безопасности за каменными зубами. А кто ее знает, какая она по счету! Пусть их черти считают, эти атаки, регистрируя очередной урожай грешных душ в своих адских книгах.

Впрочем, нет, оставить! Не все так мрачно. Убей на фронте врага — попадешь в рай! — определенно обещано. Именно это утверждает политкорректно адаптированное Евангелие от доктора Розенталя. Если отбросить всю казуистическую шелуху — смысл такой. Вообще — то Христос советовал «не убий», с этим бодрый доктор не спорил. Однако во всеоружии современной политкорректности снисходительно похлопывал Иисуса Иосифовича по плечу. Мол, «не убий» — это, конечно, про своих, про граждан демократии. Именно их имел в виду Мессия, только забыл уточнить, закрутившись между проповедями, причастиями, обращениями и организационной подготовкой кульминации торжества на Голгофе. Захлопотался — из головы вон. Бывает… Что касается каких — нибудь диких конфедератов, презирающих паспорта Соединенных Штатов, — то даже представить странно, как можно их «не убий». Это же не люди, это выродки, враги рода человеческого! Те самые бесы, которых Христос, помнится, изгонял и изничтожал. Именно для них принес он «не мир, но меч», даже странно предположить иначе. «Убей беса — куда попадешь? — вольно рассуждает доктор. — Правильно, в самые райские кущи!»

Знакомая песня, этакий навязший за тысячелетия мотивчик…

Убиваем, убиваем, а рая все нет и нет…

Чувствуя перед собой шершавую надежность скалы, я втыкаюсь шлемофоном в камень, словно этот машинальный жест может охладить горячий лоб. Прикрываю глаза, все еще слезящиеся от недавней вспышки снаряда — зажигалки.

Устал все — таки, если б кто знал, как я устал… И, похоже, защитные фильтры шлема окончательно разрегулировались от ударов, срабатывают теперь с задержкой. Каждая вспышка разрыва обжигает сетчатку глаз и только потом затемняется фильтрами.

Но бог с ним, с забралом, дисбаланс фильтров — не самая большая проблема.

* * *

— «Ромашка–1», я — «Одиннадцатая», — вызвала меня по взводной связи Игла. — Что делать будем, командир?

— Ждать! — коротко приказал я.

— Чего?

— Второго пришествия!

— Обнадеживает, — так же лаконично ответила она. — Значит, время есть.

— Ты думаешь? — встрял Кривой. Этот, конечно, каждой бочке затычка.