Осада - Иван Алексеев

«Я – следопыт, отыскивающий и обезвреживающий опаснейших зверей по невидимым для неискушенного глаза приметам, или егерь, выводящий охотников кратчайшим путем на логово их добычи», – так обычно описывал вслух суть своей деятельности фон Гауфт. Поскольку в благородном обществе охотой увлекались буквально все, в том числе и дамы, аллегории маркиза находили понимание и отклик в сердцах собеседников, и его очень редко величали «шпионом», да и то лишь за глаза, из зависти и злобы. Фон Гауфт действительно внешне походил на егеря, привыкшего днями терпеливо сидеть в засаде или методично загонять дичь, хитроумно запутывающую следы. Он был невысок, худощав, но очень подтянут и жилист. Голубые глаза не метали молний из-под белесых ресниц, а смотрели спокойно и даже меланхолично. Голос маркиза звучал тихо и ровно. Даже ругая подчиненных, маркиз использовал лишь одно вполне цензурное слово «идиоты», и произносил его как простую констатацию. Однако знающие люди, опытные и умелые в фехтовании, стрельбе и прочих видах поединков меньше всего пожелали бы вступить в противоборство с таким тихоней.

Маркиз свое шпионское (пардон, разведывательное) дело знал и любил. Не зря король Стефан Баторий из всех известных в Европе рыцарей плаща и кинжала пригласил в свое войско начальником разведки именно Генриха фон Гауфта. Будучи сугубым профессионалом, маркиз старался не за деньги, которых, к слову, у него было совсем не мало, а в основном из любви к искусству. И сейчас с профессиональной точки зрения маркиз чувствовал себя весьма прескверно. Он опустил шторку на окне кареты, сквозь которую вот уже пять минут обозревал окрестности и вновь повернулся к собеседнику. Тот сидел напротив маркиза, робко притулившись на самом краешке роскошной мягкой откидной скамьи. Маркиз столь долго глядел в окно не с целью полюбоваться стальными кирасами окружавших его рейтар, а чтобы обдумать услышанное. В результате долгой и кропотливой подготовительной работы, а также старых связей, имевшихся у любого мало-мальски опытного разведчика, маркиз перед выступлением королевского войска в поход обзавелся в Пскове пятью агентами. В течение лета, пока шла подготовка к вторжению, они переправляли фон Гауфту по различным каналам, в основном – торговым, весьма ценную информацию. Но сегодня, начиная с полудня, четверо агентов самовольно покинули город, сдались королевскому войску и явились пред светлые очи своего непосредственного начальника. Ближе к вечеру пришел и пятый, самый ценный, на коего маркиз возлагал особые надежды. Он-то и ерзал сейчас на скамье маркизовой кареты, встревоженный затянувшимся молчанием шефа.

А маркиз продолжал безмолвствовать, анализируя сложившуюся ситуацию. Очевидный итог всего произошедшего состоял в том, что он остался без агентуры. Маркиз поначалу склонен был в душе назвать всех покинувших свой пост агентов идиотами. Однако скоропалительные выводы были Генриху фон Гауфту совершенно чужды, иначе он не достиг бы таких высот в своей профессии. Все работавшие на него русские идиотами не являлись и были, конечно же, людьми грамотными. Оно и понятно: неграмотный иностранный агент, способный передать лишь изустное донесение – вещь одноразового использования. А эти в течение трех месяцев посылали маркизу, обосновавшемуся недалеко от русско-польской границы, письменные донесения. Именно такой канал передачи информации – через легальных несведущих посредников, в основном – купцов, являлся для сих агентов единственно доступным. Все они были предателями-перебежчиками, а не специально подготовленными профессионалами, а потому не владели искусством тайных сообщений с крепостных стен при помощи светового или флажкового телеграфа, по-русски дальнописи. Очевидно, что после перевода города осадное положение, когда все ходы-выходы были бы наглухо заперты и взяты под крепкую стражу, агенты остались бы без связи.

Княжеский указ о введении осадного положения был объявлен вчера утром, причем городские ворота предписывалось запереть лишь на закате. Именно потому предатели, используя последнюю возможность покинуть город, поспешили вчера днем переметнуться к своим новым хозяевам, чтобы избежать тягот осады и вероятной нелепой гибели от своей же, то бишь королевской бомбардировки. И еще агенты стремились сообщить своему хозяину важнейшие сведения. Псковский воевода, князь Шуйский, созвавший накануне рано утром сход воинских начальников всех рангов (а грамотеи-предатели, естественно, были лицами начальствующими), недвусмысленно дал понять, что в королевском войске имеется некто, сотрудничающий с русскими. Более того, двое из пяти перебежчиков даже видели ночью в городе одетого в европейское дворянское платье человека, тайком пробиравшегося от пристани в княжеский дворец. Черты лица и детали одежды незнакомца доносчики, естественно, не разглядели. Вторым из агентов, видевших ночью в Пскове европейца, был как раз нынешний собеседник маркиза.

«Зачем же князю Шуйскому понадобилось делать две очевидные глупости – объявлять заранее о закрытии ворот и публично хвалиться наличием своего разведчика в королевском войске? – засомневался первоначально фон Гауфт. – Уж не для того ли, чтобы спровоцировать бегство всех моих шпионов и подкинуть мне легенду о своем агенте?» Однако после некоторых раздумий маркиз счел эти предположения неосновательными. Во-первых, шпион, оставленный в наглухо запертом городе, не представляет для гарнизона никакой реальной угрозы, ибо не способен передавать собранные сведения. Конечно, получив некие сверхважные сведения, агент мог бы напроситься добровольцем в отряд, совершающий вылазку, и во время этой вылазки перебежать к неприятелю. Понятно, что такой канал передачи информации мог сработать ровно один раз.

Но какие принципиально новые сведения, требующие незамедлительной передачи из осажденного города, могут быть получены через несколько дней после начала осады? Пушек и войск в осажденном городе не прибавится. Примерную численность псковского гарнизона и вооружений маркиз сообщил королю уже перед началом похода. А если русские намеревались спровоцировать бегство не шпионов, а диверсантов, это вообще глупость: диверсант-то из города, естественно, никуда не побежит, а будет выжидать удобный момент для совершения диверсии. То есть, объявляя о введении осадного положения загодя, русские ничего не теряли и ничего не приобретали в плане разведки-контрразведки.

Что же касается возможной дезинформации о русском агенте в рядах королевского войска, то если таковая попытка и была предпринята, то выглядит она слабой и неуклюжей. Он, маркиз фон Гауфт, и без всяких подсказок обязан постоянно предполагать наличие в войске вражеских агентов и пресекать возможную утечку информации. То есть сведения об агенте, сообщенные перебежчиками, все равно будут проверяться и перепроверяться.

Маркиз едва заметно пожал плечами и переключил внимание на своего собеседника. Тот, уловив взгляд хозяина, заерзал еще интенсивнее, улыбнулся подобострастно и заискивающе. Фон Гауфт слегка нахмурился, выражая неудовольствие агентом, впрочем, на сей раз притворное. Этот человек, статный мужчина средних лет, с приятным открытым лицом, являлся одним из самых ценных приобретений маркиза за всю его разведывательную карьеру. Два года назад польско-саксонский отряд, в составе которого находился фон Гауфт со своей разведгруппой, производил очередной рейд по приграничным с Ливонией русским селам. Как-то промозглым осенним вечером маркиз сидел в закопченной избе, топящейся по-черному, и брезгливо прикрывая нос надушенным кружевным платком, сортировал пленных. Большинство из них не представляли для разведчика ни малейшего интереса. Запуганные женщины и дети, не способные толково ответить ни на один вопрос, угрюмые мужики, болезненно морщившиеся от только что полученных ран, суровые старики и старухи, раскрывающие рот только чтобы произнести слова православной молитвы или матерной брани в адрес захватчиков. В общем, материал тяжелый и малоперспективный, требующий долгой возни в стационарных условиях хорошо оснащенной пыточной камеры. Но на сей раз перед маркизом предстал совершенно здоровый, целый и невредимый пленный, бухнувшийся ему в ноги с земным поклоном, назвавший пленивших его рейтар «избавителями» и «благодетелями». Сопровождавший необычного пленного заместитель маркиза, лейтенант разведчиков, шепнул своему командиру, что сей мужик сдался безо всякого сопротивления и с явной охотой. Велев увести всех остальных, маркиз занялся необычным экземпляром.