Семеро Тайных - Юрий Никитин

Колдуны, не сводя с него осторожных взглядов, медленнорассаживались. Щелкали суставы, Олег слышал старческое покряхтывание, всеусаживались по-стариковски основательно, но он уловил и нарочитуюзамедленность, насторожился так, что заломило в висках.

Россоха взглянул на Хакаму, надо бы говорить ей, хозяйка, ноу красноголового в зеленых глазах ярости больше, чем зелени в лесу.

— Скажи, могучий, — спросил он осторожно, — когда мыразговаривали... там, внизу... у тебя ведь не было этой ужасной раны на плече?

Олег посмотрел в упор:

— А ты не знал, что мне придется входить в башню?

Россоха быстро взглянул в сторону хозяйки башни. На ее губахулыбка застыла как примороженная.

— Я предлагал быстрее, — напомнил он, — но понимаю твоенедоверие. Ладно, давай о деле. Ты загнал нас в эту нору... э-э... башню. Ты неможешь ее разрушить, а мы не можем... э-э... одолеть тебя. Скажи, чего тыхочешь. Теперь, когда ты показал свою мощь, тебя будут слушать иначе, чемслушали раньше.

Олег остался стоять, только прислонился к стене, чтобы никтоне попытался зайти сзади. Магия не страшна, почует сразу и ответит... такответит, что мало не покажется. Они это знают, и если попробуют, то либо ножомв бок, либо еще какой-либо дрянью...

— Стоит ли повторять? — возразил он. Голос чуть сел, с тревогойощутил, что от усталости и потери крови начинает слегка кружиться голова. — Вывсе знаете, чего я хочу. Я не хочу спорить и доказывать, в словоплетениях высильнее меня. Но вы все же собрались здесь для низкой цели... ладно, малойцели, а это недостойно великих чародеев! Недостойно самых мудрых людей на всембелом свете. Я вас все еще считаю самыми мудрыми... Так неужто же вы не сумеетевместе... чтобы мир стал чище, добрее, справедливее?..

Ковакко пыхтел, пытался за спинами вязать сложные узлы заклятий.Беркут, набычившись и глядя исподлобья, прогудел:

— Не думаю...

— Почему?

— Чтобы прибить тебя... уж прости, но на прямоту я тожепрямо, мы могли потерпеть общество друг друга... недолго. А вот мир не улучшишьодним ударом.

Чародеи обменивались злобными понимающими усмешками. Олегсказал горько:

— Для себя лично вы готовы потерпеть неудобство. Даже такоенепомерное, как видеть друг друга! А вот для спасения мира, для всех людей насвете вы не дадите себе даже пальчик прищемить. Так?

Беркут сказал размеренно:

— Так, юноша. И ты ничего с этим не поделаешь.

— Но вы же... Зрелые мужи, облеченные умом и даже мудростью,или драчливые дети? То ли от большой мудрости в старческое слабоумие впадаете,то ли в самом деле недобрали в детстве драк, больно рано умными стали!

Ковакко отступил за спины, Олег видел только осторожныедвижения рук. По коже прокатилась холодная волна, волосы встали дыбом, кожавздулась пупырышками, словно голым стоял на холодном ветре. Еще один колдунсдвинулся в сторону, губы шевелились, а на висках подрагивали, быстро наливаяськровью, синие жилки.

В кресле задвигался Боровик, пошаркал ногами, скрипом ишевелением привлекая внимание на себя, сказал хмуро:

— Да, ты силен, если сумел так смести горы Автанбора, азатем пройти Стальные Стены могучего Сладоцвета. Кстати, как тебе это удалось?

Вопрос задан неспроста, чтобы польстить ему, дать похвастатьсвоей мощью, редкий мужчина откажется, и все же он поймал себя на том, что всеже попал в эту сладкую ловушку, хоть и знает, что попал.

— Стальные Стены? Какие Стальные Стены?

— Когда шел через Выжженную Долину, — прогудел Боровик. — Тыне мог не заметить. Ни один колдун не в состоянии пройти. Даже ни один из нас.

— Гм...

— Потому что Сладоцвет единственный, кто умеет ставить такиеСтены!

Олег собрал морщинки на лбу:

— Там были ваши Стены?.. Нет там больше никаких Стен. Нистальных, ни деревянных. Даже собачьей будки нет.

Их лица были непонимающими, Боровик спросил осторожно:

— Сладоцвет их ставил, это точно...

— Я не знаю, что там было, — ответил Олег как можнобеспечнее, но в груди наливалось тяжелым и горячим, словно туда залилирасплавленное олово, — но я знаю, что там сейчас... Стальные Стены, говорите?..В моей деревне плетни крепче. Вас и сейчас заботит, как бы меня вбить в землю,да снова в свою жалкую жизнишку! Как вы, которым дано так много, можете жить,как все?

Сладоцвет, самый недалекий из всех, сказал с достоинством:

— Но мы не живем, как все!.. Мы живем... кто в удивительнойбашне, кто на самых высоких горах... Мы вкушаем особые яства, у нас слуги...зачастую вовсе не люди...

Боровик отвел взор, Россоха поморщился, а Олег гаркнул такяростно, что под сводами загремело, вспыхнул короткий злой свет, длинная молнияс шипением вонзилась под ноги и дрожала как причудливое дерево, рассыпаяшипящие искры.

— Это не как все?

— Но мы...

Он заорал, его трясло от ярости, губы прыгали, а зубыстучали, как у голодного волка при виде молоденького ягненка:

— Слушайте меня вы... ленивые толстые твари! Вы, по своейтупости, вежливость и нежелание спорить принимаете за слабость, но здесь выошиблись!.. Вы меня разозлили, твари!.. Да-да, твари, а не могучие чародеи,если живете как твари, таскаете в свои гнезда как вороны блестящие камешки,если как кроты забиваетесь в свои норы или подобно летучим мышам прячетесь ввысоких башнях, дабы не видеть света!.. Если вас, как тварей, больше волнуетваше положение в стае, а не... я не знаю, как это выразить, но если нам,чародеям, больше дано, то с нас больше и спрашивается!.. Если умнее остальногостада, то должны вести это стадо на лучшие пастбища, а не довольствоваться тем,что в состоянии каждого козла забодать и забрать его коров или кобылиц!

Его бросало то в жар, то в холод, не сразу понял, что это нечародеи, спохватившись, пытаются заморозить или сжечь. В глазах помутилось,заволокло красным. Он скрипнул зубами, и в ответ раздались испуганные крики.

Сквозь красную пелену он увидел человеческие фигуры, чтораспластались на каменном полу. Воздух был настолько горяч, что у негозатрещали волосы. Стены накалялись на глазах, стали темно-вишневыми,пурпурными. Колдуны кричали в страхе, на Боровике загорелась одежда, аСладоцвет катался по полу, объятый пламенем.

С трудом заставил застыть мышцы, жар тут же сменилсяхолодом.

— Сдержи свой гнев! — прокричал чей-то голос. — Мы ведь непытаемся тебе что-то сделать...