Ее андалузский друг - Александр Содерберг

Винге листал дальше, и чем больше видел, тем больше запутывался. Кое-где на полях были помечены карандашом суммы — большие, восьмизначные, словно Гунилла пыталась что-то подсчитать. Ларс почувствовал, как смутные догадки завертелись у него в мозгу.

Отложив папку в сторонку, он снова взялся за блокнот и начал читать рассуждения Гуниллы. Они были сложны, запутанны, но по мере того, как он вникал, все постепенно становилось на свои места.

Ларс прочел о Софии — о ней говорилось, что она ключ ко всему, что она приведет к разгадке, что она красива — женщина-мечта для Гектора, недостижимая мечта. Дальше — рассуждения Гуниллы о характере Софии. Ларс не соглашался с ней — Гунилла неверно оценила ее… Здесь же — размышления о том, как София будет реагировать и действовать в тех или иных ситуациях. Вероятно, в этом начальница была права — во всяком случае, рассуждения шли в таком направлении, о котором Ларс никогда и не задумывался. Все было очень сложно для понимания, но ему казалось, что он начал нащупывать, к чему ведет Гунилла… Ларс перелистал блокнот, наткнулся на запись, которую ему пришлось перечитать несколько раз.

«Ларс задавлен чувством вины». Слова «чувством вины» были подчеркнуты. «Подвержен влиянию». Эти комментарии тоже отличались сложностью, словно Гунилла до предела напрягла свой интеллект, стремясь понять его. Пока Ларс читал о самом себе, картина постепенно прояснялась. Для Гуниллы он ноль, на него собирались взвалить ответственность, если план не удастся… Что за план?

Ларс вздохнул, перелистал наугад несколько страниц. «Томми видит мою нерешительность». Томми?.. Томми Янссон из управления криминальной полиции?

Ларс записал на листочке бумаги: «Томми Янссон», подключил оборудование к розетке, уменьшил громкость и надел наушники. Звук открываемой двери. Он посмотрел на часы на дисплее прибора — четыре часа назад — шаги и голоса, которые ему хорошо знакомы. Гунилла, Андерс и Хассе, стулья, передвигаемые по полу. Голос начальницы звучал напряженно, она говорила о взломе у себя на вилле, потом Хассе что-то негромко забормотал. Ларс слушал с предельным сосредоточением. Речь шла о «Трастене»: как Ханс ждал удобного момента, чтобы войти, как появилась София в сопровождении неизвестного мужчины, как трое неизвестных — судя по всему, русские, зашли следом за ними в ресторан. Качество звука было отвратительное — все заглушало гудение вентиляции. Ларс прижал наушники к ушам. Поначалу слова Хассе было не разобрать, потом его голос зазвучал отчетливее.

— Что потом? — спросил голос Гуниллы.

Хассе продолжал:

— Когда мы вошли, на полу валялись два трупа. Третий из этой компании — тот, которого нашли мертвым в кухне. В ресторане находились немец из больницы и тот большой русский.

— А София? Где была она?

— В том же зале.

— А Рамирес уже покинул страну?

— Да.

Ларс услышал вздох Гуниллы.

— А деньги? Транзакция?

На несколько секунд повисла гнетущая тишина. Затем слышно было, как Андерс откашлялся.

— Я пытался, но Гектор был не в себе.

— В каком смысле — не в себе?

— Он стал говорить, что ситуация изменилась — после перестрелки и трупов…

— А Карлос… хозяин ресторана? Где он?

Ответа не последовало.

— Арон?

— Нет.

— А юрист, который ведет все их дела? Лундваль?

— Не знаю, — шепотом ответил Андерс.

— Что вы сказали Антонии Миллер и Томми?

Ларс записал на бумаге имя Антонии Миллер.

— Ничего, — ответил Хассе.

Винге нажал на паузу в записи, поднялся с кровати, подошел к своему ноутбуку, стоявшему на письменном столе, вышел в Интернет и набрал адрес одной из крупнейших газет. Большая фотография ресторана «Трастен» на первой полосе. Он почитал заметку — ничего интересного. Полиция молчит, по непроверенным данным, в ресторане обнаружено три трупа… Он пошел на сайты других газет. «Бойня» — красовалась рубрика на первой полосе одной из них, «Мафиозные разборки» — заявлялось в другой. То же самое и тут, никакой новой информации, лишь непроверенные данные о трех трупах.

Ларс захлопнул ноутбук, некоторое время сидел, глядя перед собой. Он понимал, что его попытаются убить, что теперь за его голову назначена цена… И теперь его охватил страх, какого он никогда ранее не испытывал: страх, порождавший другой страх, а за ним тянулся третий, где ужас и паника были важнейшими ингредиентами, и все это вливало новые силы в маленького дьявола, коловшего его изнутри, как иголками, призывавшего его принять лекарство — ради всего святого! И все время как общий фон — боль, вполне физическая боль, мелкие судороги по всему телу… Эти судороги выкручивали всю нервную систему Ларса Винге.

Вскочив, он достал из мини-бара шоколадку, стал бессмысленно бродить кругами по комнате — жевал и глубоко дышал. У шоколада был не шоколадный вкус — сплошной сахар и жир. Однако он все же съел его. Сахар помог от абстиненции — ему стало легче ровно на двенадцать секунд.

Ларс остановился у окна, посмотрел на воду залива Нюбрувикен. Отсюда он мог видеть скамейку, на которой сидели и беседовали София и Йенс, когда он сфотографировал их. Казалось, все это происходило в другой жизни. Что он понял с тех пор?

Пароход на Ваксхольм дал три гудка и отошел от пристани. Мысли Ларса были где-то далеко, на ином уровне, далеко внизу, где он не мог их догнать. Он вернулся к кровати, начал сначала. Перечитал содержимое толстой папки, перелистал тонкие, изучил записки. Множество цифр — возможно, суммы. Крупные числа — миллионы. Он пересмотрел все документы, нашел бумагу из банка с французским названием, расположенного в Лихтенштейне… Огромные средства на счету. Ларс листал дальше — новые суммы. Фамилия владельца счета на выписке не указана, только номер.

Винге отчаянно скреб ногтями голову под волосами, размышлял, склонившись над кроватью. Снова схватил черный блокнот, начал читать. Пять лет назад: «Торговый банк в Упсале, три миллиона крон». Запись сделана карандашом, после нее — множество странных слов и размышлений. Ларс перелистал дальше: «Кристер Экстрём» — и множество многомиллионных сумм. И здесь — странные рассуждения. Он листал дальше: «Зденко» — было написано на одной странице. Каждый полицейский знал Зденко, короля ипподромов, застреленного неизвестным прямо на ипподроме «Егерсро» в Мальмё пять лет назад. Ларс листал дальше — новые имена, новые суммы.

Что-то рвалось наружу из сознания Ларса, пытаясь родиться, выйти на свет божий, — какая-то мысль, идея… идея, к которой он даже не смог прикоснуться. Она начала выкапываться из глубин его подсознания — и в ней содержался ответ, тот самый, за которым он гонялся с того момента, как написал первую строку на стене в своем кабинете. Теперь он готов был прийти к нему сам собой… Ларс слез на пол, сделал два шага к письменному столу.