Святой Грааль - Юрий Никитин

Он прыгал вслед за Олегом, короткая цепь звякала, а ножныебраслеты истерли лодыжки. Калика часто оглядывался, и Томас приходил в ужас,что друг страдает больше за него, чем за себя.

В душе накипала странная злость на калику: долг платежомкрасен, а он никогда не сумеет оплатить ничем похожим. Страдать за других — этоиз дремучего язычества, что уже пало под ударами победоносного учения Христа.Правда, сам Христос пострадал за других, но Христос тогда был еще самгрешником...

Его снова обдало жаром, он запрыгал шибче, упал,перекатился, попробовал идти на четвереньках, но проклятая цепь чересчуркоротка, пришлось бы как червяку по палочке выгибать спину... Томас застоналсквозь зубы, но движение не замедлил, ведь калика страдает больше, его грех взялна свои плечи, язычник проклятый, ну прямо как подвижник из Назарета...

Калика протянул руку, сказал глухо:

— Обопрись. Легче скакать.

— Чего? — огрызнулся Томас оскорбленно. — Самобопрись!

Калика еще пошатывался, но уже не промахивался, ставя ноги.Шаг его окреп, и Томас, к своему страху и стыду, чуял, что силы калики с каждыммгновением возвращаются.

Когда выбрались из нагромождения камней, дальше потянуласьзеленая, как поверхность старого болота, долина. Деревья из сплошной травы торчалитесными стайками, резко выделяясь на плоской, как стол, равнине. Кое-гдекудрявился кустарник — густой, скученный, ветка к ветке, будто держал оборонупротив наступающей рати травы и чертополоха.

Томас ощутил сквозь боль и грохот в голове, что его поддерживают,а порой тащат сильные руки. Доковыляв до ближайших кустов, оба рухнули в тень —солнце уже вскарабкалось высоко. Томас дышал часто, в груди хрипело,скрежетало, словно ножом скребли по сковородке.

— Потерпи, — просипел калика. — Дождемсятемноты, я проберусь в деревню... Слышишь собак? Значит, близко. Возьмумолоток, клещи...

Томас бессильно щупал цепи. Толстые звенья в крови, егокрови. Железные браслеты растерли ноги до мяса, почти до кости, кровь исукровица сочатся все время, от боли иной раз темнеет в глазах.

— Ты не доберешься до села!

— Еще как!.. Славянских детей учат подкрадываться кдикому гусю, чтобы мог выдернуть перо из задницы. Я не христианин, сопрумолоток и не устыжусь. Правда, монету оставлю...

— А сил хватит?

— Теперь хватит, — ответил калика загадочно.

— Откуда у тебя силы?

Калика не ответил, спал мертвым сном. Томас бессильнораспластался на траве в тени дерева. Усталость рухнула на него, как боевой коньв полном снаряжении. Он раскинул руки, провалился в забытье.

Пробуждение было страшным. Рядом хрипело, Томас схватился зарукоять меча, но руку дернуло болью, звякнула цепь. Меча не оказалось, он лежалнавзничь, над ним высились трое башнеподобных мужчин с грубыми лицами. Все вкожаной одежде, удобной для охоты, из-за плеч высовываются луки, на поясахтяжелые ножи, все трое держали короткие копья, упирая их железные острия Томасув живот и под ребра.

Калика лежал туго связанный, правую сторону лица залилосвежей кровью. Томас в бессильном отчаянии закрыл глаза, простонал сквозь зубы:

— Пречистая Дева, за что?.. Второй раз, так глупо!..

Один из охотников оскалил в широкой усмешке кривые черныезубы:

— Давно не воевал, разбойник?.. Поднимайся!

Рядом вздернули за связанные руки калику, придержали — егоколени подгибались, он все опускался, голова упала на грудь, Томас в отчаянииоглядел лица: все незнакомые.

— Что вы хотите?

Старший из охотников удивился:

— Мы? Ничего. Отвезем к хозяину, он решит. Явно беглыерабы... Или преступники, что выбрались из тюрьмы?

— Мы не преступники, — простонал Томас.

— А почему на тебе железо?.. Небось, растлитель! Пороже видно.

Томас скрипнул зубами, кивнул на калику:

— А его за что? Отпустите... Он ведь без железа.

— А чего с тобой якшался? — спросил охотникрассудительно. — Либо помогал, либо еще как... Ежели невиновен — отпустим.Хозяин у нас — зверь, но зверь справедливый. И тебя отпустит, если дознается,что зазря посадили в железо. Но не обольщайтесь, зря такие цепи не вешают!

Их забросили поперек седел, крепко привязали. Коней гналибыстро, с ними был только один сопровождающий, остальные с визгом умчались —завидели оленя. Томас лихорадочно начал дергаться, пытаясь хотя бы ослабитьпуты, но впереди чересчур быстро вырастал красивый дом из белого камня —легкий, с белоснежными колоннами из мрамора, удерживающими кровлю, открытыйюжному солнцу и свету.

Навстречу выбежал парнишка, распахнул ворота, через которыеперепрыгнул бы даже брюхатый заяц: хозяин замка жил беспечно — либо полныйдурак, либо само имя его держит разбойников в отдалении.

Под копытами стлалась ухоженная трава, впереди высилсядворец, но коней повели вдоль конюшен к мрачному сараю, сложенному из массивныхгранитных глыб. Заскрипели ворота, пленников зашвырнули внутрь сарая,прогремели засовы: один, второй, третий, со стуком вдели дужку висячего замка.Строгий голос велел невидимым стражам глядеть в оба, если же отлучатся хоть намиг, то обоих скормят псам, как на прошлой неделе скормили бежавшую от утеххозяина девку.

Томас выждал, пока глаза чуть привыкли к темноте, позвалтихо:

— Сэр калика... ты жив?

Донесся слабый стон:

— Расшибли голову...

Томас проговорил с жуткой обреченностью:

— Теперь уже конец! Наверняка. Не потому, что попали вплен, а потому что второй раз я оплошал на страже. Второй раз взяли сонным! Двараза подряд! Я за такое стражам, что охраняли войско от сарацин, рубил головы.

В рассеивающейся темноте послышался слабый голос:

— Какая стража, сэр Томас?.. Не дури. Мы оба былиполумертвыми.

Он шевелился в углу, стонал, ерзал, скрипел зубами. Из-поддвери просачивалась яркая полоска, глаза Томаса привыкли, он уже виделвыступающие из стен камни, грязную солому на полу. Из угла донесся хрип:

— Темно... Или это у меня в глазах?.. Сэр Томас, сейчасночь?

Спину Томаса осыпало снегом, он повел лопатками, словно зашиворот ему скользнула мокрая сосулька:

— Мужайся, сэр калика.

— Понятно, — прохрипел Олег, — все ясно, чтотемно... во мне...

Ерзая, мучительно выгибаясь, он выцарапывал кончикамисвязанных рук из кармана что-то белесое, с трудом выворачивал кисти обратно,подносил ко рту. Томас услышал резкий запах, пригляделся, вздрогнул: на губахдруга выступала желтая пена с крупными пузырями. Калика прохрипел: