Крылья Руси - Галина Гончарова

Это был каторжный труд не на одно поколение правителей, но начать его стоило.

* * *

– Даниэль Фо? И что ему здесь нужно?

– Почему бы не дать ему приют?

– А кто он такой? – Алексей Алексеевич смотрел на сына и племянницу не то, чтобы с неодобрением, скорее, с непониманием.

– Англичанин. Публицист, писатель, памфлетист…

– И к чему нам на Руси такое?

– Пап, его в Англии гнобят, – вступил Александр Алексеевич. – К позорному столбу приговорили за памфлет, а он ведь талантлив!

– Нам-то что с его таланта?

– Он англичанин. Пусть пишет плохо о своей стране или хорошо о Руси. На наши деньги, но прислушиваться к нему будут и в Европах.

Алексей Алексеевич пожал плечами.

– Ладно. Пусть поживет, а там посмотрим.

На Руси пора было выпускать газету. И почему бы не доверить ее рукам человека, имеющего опыт. Приставить к нему русских, конечно, пусть учатся, опять же, материалы помогают отбирать… никакой свободы слова он допускать не собирался. Вот еще!

Газета – это и так новаторство, поэтому каждый номер будет подвергаться жестокой цензуре и критике. И никак иначе.

Заметки, новости, объявления…

Для начала этого довольно. А потом, если дело пойдет хорошо, можно будет и расширить список.

Алексей Алексеевич не мог предсказать, что почти двадцать лет спустя, в 1719 году Даниэль, прибавивший к своей фамилии частицу «де» и ставший Даниэлем Дефо будет публиковать в этой газете роман с продолжением.

Жизнь и странные, удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, описанного им самим.

1705 год

– Леопольд умер.

Алексей Алексеевич посмотрел на сестру и перекрестился, как добрый христианин. Потом подумал – и добавил уже как король.

– Туда и дорога старой сволочи. Это точно?

– Абсолютно.

– Кто ему наследует?

– Его старший сын от третьей жены. Иосиф. Его короновали под именем Иосифа 1-го. Кстати – тот еще правитель будет. Не глупее отца, только более мирно настроен.

– Думаешь, Илона может вздохнуть спокойно?

– Я бы на ее месте расслабляться не стала.

Леопольд до смерти не оставлял мысли о восстановлении своей империи в прежних размерах и присоединении восточной Венгрии обратно, так что в среднем на Ференца покушались два-три раза в год. Просто осадное положение.

По счастью (хотя какое там счастье, просто выучка отменная), ни одна попытка пока не увенчалась успехом, но Леопольд был упорен. Будет ли таким же его наследник?

Сказать сложно, но вроде как Иосиф человек мирный…

– Да ты и на своем никому спуску не даешь, – усмехнулся государь всея Руси. – Сколько у нас за последний год изловлено шпионов?

– Ловить их? Вот еще! Через них намного удобнее сливать нужную нам информацию, – Софья пожала плечами.

– И твои мальчишки жалуются – мол, мать запрягла, вздохнуть некогда. Как отец только все в одиночку успевал? Скоро забудут, как детей делать…

– Забудут эти шалопаи, как же, – Софья фыркнула. Даниил и Кирилл Морозовы уже успели найти себе жен, кстати, из числа «Софьиных девушек» – и активно размножались, подарив Софье по внуку. И останавливаться на этом не собирались.

Мысль об Иване она привычно прогнала. Больно?

А кто сказал, что боль утихает со временем? Поверьте – врут. Это все так же больно, просто за новыми ранами забываешь о старых.

– Внуков в Дьяково когда привезешь?

– Тебе там Аленкиной дочки мало?

Княжна Елена действительно подарила мужу дочку – Сонюшку-младшую, которая сейчас воспитывалась совместно с внуками Алексея. Что-то из этого получится?

– Достаточно. Традиция складывается?

– Ты, я, Алексей, Санька и Аленка, а рядом с ними Кирюшка, Данька, Дариуш, теперь вот Соня и Иван…

Софья пожала плечами.

– Если это на благо Руси?

– Иногда я думаю, что бы случилось, будь ты иной? Я иным?

Софья промолчала. Она точно знала, что могло бы случиться. Смерть Алексея. Петр Первый. Онемеченная Русь. Демократия и гласность, чтоб их…

Но Алексей смотрел пристально, и на лице женщины появилась улыбка.

– Мы не знаем, что бы случилось. Но ведь это не такая плохая жизнь, верно, братик?

– Верно, сестренка.

Алексей и Софья Романовы стояли у окна Кремля и смотрели на Москву. Родную, златоглавую, белокаменную, невыразимо прекрасную в сиянии солнца… Они ни о чем не жалели.

1707 год

Это случилось внезапно, как и любая смерть. Михайло Корибут сидел на пиру, слушал здравницы и думал, что уже стар. Шестьдесят семь лет, не шутки. Пора уж престол сыну передавать, Ежи давно готов. Да и Юлиана у него девочка умненькая…

Рядом что-то сказала жена, положила руку на его локоть. Михайла повернулся к ней.

Марфа…

До сих пор красивая, несмотря на сорок (почти сорок, но разве это так важно?) лет вместе, на шестерых детей, на…

Что она говорит?

Почему он не слышит ее слов?

В ушах стремительно нарастал шум, похожий на рев грозы, стены зала поплыли перед глазами – и только одно оставалось неизменным – синие романовские глаза, в которых он тонул, забывая обо всем на свете.

Они сияли перед ним, заслоняя весь мир, они светились, и Михайла все хотел сказать жене, как он любит ее, а губы почему-то не слушались. Что-то больно стиснуло грудь – на миг, и тут же ушло, оставив ощущение легкости и невесомости. Михайла поднялся – и пошел на источник света. Такой же ясный, как сияние глаз любимой…

– Его величество умер….

Марфа коснулась шейной жилы, уронила пальцы….

Хотя она могла бы этого и не делать. И так видно. Стоит только взглянуть в застывшие темные глаза.

Вот и все. Теперь ты уже не королева польская, ты вдова польского короля. А король…

– Сын мой…

Ежи медленно приблизился. Лицо бледное, глаза – как два темных озера…

Марфа закусила губу.

Даже здесь, даже сейчас… не завыть, не броситься навзничь на тело супруга, не закричать криком, выдирая косы, как девки по деревням кричали. Даже сейчас – королева.

– Король умер. Да здравствует король.

Никто не услышал этих слов, кроме юного короля. А Ежи коснулся ледяной руки матери, поддерживая ее, встал рядом с телом отца и хриплым, словно чужим голосом провозгласил на весь зал сбор сейма…