"Абрамсы" в Химках. Книга 2. Позади Москва - Сергей Анисимов

Бойцы справа и слева покосились, но ему было уже плевать.

— Угу. Чего только не увидишь тут… Документы не надо, езжайте. Сборный пункт на проспекте Ленина вроде. Водила знает, покажет. Было бы кому, а то мало как вас…

Капитан или капитан-лейтенант утянулся обратно под обрез кузова, кто-то из его бойцов гулко хлопнул открытой ладонью по водительской двери, и «ЗиЛ» начал осторожно лавировать между «ежами» и бетонными параллелепипедами. Неделю назад про такую картину каждый из них подумал бы, что это «снимают кино про войну». Теперь, хотя все это и выглядело так искусственно, абстрагироваться не получалось. То, что это все по-настоящему, понял уже каждый из них.

Сам туннель выглядел привычно: выкрашенная в желтоватый цвет труба. Даже освещение еще горело, хотя, по оценке Николая, на одну лампу из трех обычных. И после туннеля все было привычным. Пирамиды из разноцветных грузовых контейнеров под здоровенным козловым краном паромно-перегрузочного комплекса, старый торпедный катер на постаменте, безлюдная автозаправка для грузовиков. Безлюдные улицы, куда они свернули с дуги шоссейной развязки. Столбы дыма по всему городу, по всему горизонту спереди. Кронштадтское шоссе оказалось далеко не пустым: непосредственно на развязку смотрели стволы сразу нескольких танков. Сразу захотелось сжаться и стать меньше ростом: в отношении того, чего стоит более-менее современный танк на войне, в поле, все уже произвели переоценку ценностей. Еще какую. Самую кардинальную.

Первого регулировщика они увидели на перекрестке с крупной улицей, названия которой Николай не знал. Белая каска с красной полосой и крупной красной звездой спереди; белые краги на руках: такое он последний раз видел еще в детстве. Второй регулировщик был сразу за цепочкой прудов, известных как Кронверкский канал. От виденного в детстве он отличался тем, что держал возле уха коробку «Уоки-токи» и размахивал полосатой палочкой, как арбатский гаишник.

— Влево, влево!

— Да какое влево, ты чего! Я третий раз за день еду!

— Охренел? Сам не слышишь, что ли?

В первый момент Николай решил, что это «фигура речи»: мол, «меня слушайся!». Однако, когда слух пробился через холостые обороты остановившегося «ЗиЛа», он понял.

— Эй… Рядовой Новослободский!

— Я!

— Исполнять.

— Так точно!

Водитель всунулся обратно в свое окно, и через секунду двигатель грузовика выдал в атмосферу положенные звуки, соответствующие троганью с места на первой передаче. Повинуясь нетерпеливым жестам регулировщика, они свернули на Зосимова и уже через квартал уткнулись в еще более ненормальную фигуру — морского офицера с двухцветной повязкой на рукаве. Красно-бело-красной, как флаг Латвии, только там скорее бордовый, а здесь алый.

— Стоять!

На плече у офицера был автомат, а звездочек на нем было много, пусть и таких же маленьких. Возмущаться Николаю в голову не пришло.

— Товарищ… капитан-лейтенант! Мы к сборному пункту… Направляемся. 25-я и 138-я бригады, одиночки.

Его сумбурный доклад моряка ничем не удивил.

— Полминуты, — проинформировал он. — Если через полминуты вы не в убежище — записываю вас на хрен в свою книжечку. Лейтенант, ведите людей! Вас же сожгут!

Сирены выли уже повсеместно, и Николай начал командовать так быстро и четко, как никогда в жизни. Через полминуты грузовик был под стеной крепкого трехэтажного дома явно дореволюционной постройки, а все они — на земле.

— Убежище туда! Под арку, затем сто метров направо!

Слова моряка полностью совпадали с теми надписями, которые они засекали на бегу. Белые стрелочки с красными буквами: «УБЕЖИЩЕ».

— Об-балдеть…

Бегущий рядом парень не успел прокомментировать, что его так поразило: то, что таблички были явно свежими, или что-то более принципиальное. Сзади глухо ухнуло. Так, что содрогнулась земля, а в доме с лязгом лопнули окна сразу в нескольких рамах. Стеклянный звон дал по ушам хуже грохота, и все на бегу шарахнулись вбок.

— Быстрее!

Николай задержался, оглядываясь на своих. Все бежали в нужном направлении, но бежали с разной скоростью, и даже на ста с небольшим метрах сильно растянулись. Полминуты — это что было, «подлетное время» после обнаружения? Это ракетный удар? Или бомбовый?

— Да мать же твою! Бегите!

Капитан-лейтенант нагонял их огромными прыжками: так бегут в атаку. Сам Николай тоже наддал, и в косую подвальную дверь они ввалились уже всей толпой: он, моряк и трое отставших ребят. Все были обвешаны железом и еще зацепились друг за друга, едва не устроив «кучу-малу» на стертых узких ступенях. Когда они были уже в тамбуре, ухнуло еще ближе, и электролампочка над головой, тонко пискнув, погасла: колба уцелела, но не выдержала спираль. Несколько секунд он моргал от поднявшейся в воздух пыли, смутно ориентируясь на матюки капитан-лейтенанта, который возился впереди с металлическими рычагами запора. Потом впереди осветился полукруг просвета, и оттуда потянуло сыростью.

— Уфф, успели…

Тот же моряк запер овальную дверь за спинами толпящихся на бетонном пятачке людей, и сразу стало тише. В воздухе висела пыль, пахло аммиаком и застоявшейся водой. Хныкало несколько детей. Постепенно глаза привыкли к тусклому синеватому свету, и Николай перевел взгляд на то, что было теперь видно. Два десятка длинных скамей, на них сколько-то людей. Позади довольно высокие баки, и все, стена, от которой, правда, отходит пара темных ниш. То ли запасные выходы, то ли туалеты, то ли и то и другое.

Люди сидели на скамьях не в затылок друг другу, как в кинотеатрах, а лицами с одной скамьи на другую. Так сидят в электричках или, например, в залах ожидания на вокзале. Было очевидно, что людей не больно-то много: больше трети мест были пустыми. Учитывая то, что каждые несколько секунд в ноги и в перепонки довольно ощутимо толкало будто невидимым прессом, это казалось по меньшей мере странным.

— Так, все здесь?

Спереди отозвалось несколько уже знакомых голосов: Вика, Костя. Парень с расцарапанной мордой; другой парень, который так испугался тогда, что не стал стрелять. Остальные промолчали: кто-то кивнул, кто-то нет, просто посмотрел. Николай прошел между рядами, считая своих людей по головам. Двоим он в полумраке наступил на ноги, и оба зашипели без слов. За одного зацепился антабкой, и пришлось тратить время, чтобы распутаться.

— Уши болят, — пожаловался парень в очках. Очки были круглые, смешные, «под Леннона». Очкарикам трудно на войне. Есть ли у него запасные?

— Продувать умеешь?

Парень отрицательно покачал головой, и Николай объяснил. Как на занятиях по отоларингологии, даже забавно.

— Я не буду пить сок…

— Что?

Это был мальчик лет четырех. Он сидел рядом с женщиной среднего возраста, которая скорее была молодой бабушкой, чем мамой, и непрерывно повторял одну и ту же фразу.