Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

– Не нужно ничего говорить… – Таня быстро прижала свою руку к его губам и, помолчав, добавила: – У меня не будет больше времени сказать вам это… Я люблю вас. Наверное, давно, с той первой нашей встречи… Простите, но я поступаю как пушкинская героиня, признаюсь первой.

Павел молчал, понимая, что у него нет убедительных слов, чтобы ответить ей с той же прямотой. Да Таня и не ждала от него никакого ответа: она говорила и говорила, словно боясь, что ее решимость скоро иссякнет и она не успеет сказать ему всего.

– Вы говорите – окончится война. Но она не окончится скоро. Господи, быть может, она совсем не окончится, пока вы все не перестреляете друг друга. Это ужасно! Ужасно! Я хочу спасти вас, Павел… Я поговорю об этом с Владимиром Зеноновичем. Он любит меня и расположен к вам. Он поймет нас и, быть может, поможет и вам уехать в Париж.

– Но, Таня… Это невозможно! Идет война, и я солдат. Этот поступок был бы справедливо расценен как дезертирство…

– Нет-нет! Владимир Зенонович послал бы вас в длительную служебную командировку… Прикомандировал к русской военной миссии в Париже. Стоит только вам сказать «да», и я умолю его!..

Несколько мгновений Кольцов молчал, потом взял Таню за руку, тихо сказал:

– Вы были предельно откровенны со мною, Татьяна Николаевна! Я хотел бы ответить вам тем же! Я благодарю вас за те чувства, которые вы высказали мне. Вы мне тоже нравитесь. Очень. Но сказать «да» я не вправе. Я не могу поступиться своей совестью и честью солдата. Родина в опасности, и я не смогу издали, в тепле и сытости, наблюдать за тем, что происходит здесь. Я не смогу так жить! Не обижайтесь на меня!

– Я знала, что вы так скажете, – грустно обронила она. – Простите!.. И прощайте… – Однако она не торопилась уходить – долго, словно стремилась запомнить его лицо, смотрела на него. Сказала: – Позвольте, я поцелую вас. Ну вот, это уже не совсем по Пушкину.

…Молча прошли они в вестибюль, молча простились.

Кольцов спустился по ступеням, а эхо относило звук его шагов назад, к Тане…

* * *

В смятенном настроении, еще не зная, как ему поступить со своими чувствами, Кольцов, повременив немного, отправился на Николаевскую. Он явственно отдавал себе отчет в том, что столь внезапный и рискованный приход Фролова к штабу мог быть вызван только чрезвычайными обстоятельствами. Он понял: что-то случилось с Красильниковым. Увы, мысли о Тане мешали ему собраться.

– Ты меня прости, что пришлось прибегнуть к такому способу связаться с тобой, – невозмутимо встретил его Фролов, когда Кольцов пришел к Старцевым. – Но есть дела безотлагательные.

Они прошли через знакомую комнату, уставленную шкафами. Фролов толкнул дверь в маленькую комнату, пропустил Кольцова впереди себя. В комнате тускло горела подвешенная к потолку керосиновая лампа, окна были завешены одеялами.

– Узнаешь? – спросил Фролов.

Кольцов присмотрелся и в полутьме комнаты увидел лукаво улыбающегося Красильникова.

– Семен Алексеевич? – радостно пожал ему руку Кольцов. – Как же тебе удалось вырваться?

– Сам господин градоначальник собственноручно выпустил, даже, можно сказать, выгнал. Довольно грубо! По ошибке, конечно.

– Ты что, тоже сошел за железнодорожника? – спросил Кольцов, польщенный тем, что его экспромт с градоначальником так удался.

– В той ситуации я и за циркового артиста готов был сойти! – веселый оттого, что видит своих друзей, пошутил Красильников.

Фролов стоял в проеме двери в своем широкополом купеческом сюртуке, и на лице его расплылось выражение довольства.

– Кособродов и Николай тоже бежали, – сообщил он Кольцову. – Но оставаться им в городе нельзя. Гарнизон поднят на ноги. Производятся повальные обыски.

Кольцову не хотелось сейчас рассказывать о том, как он способствовал этому, и он присел к столу, вынул из кармана мундира несколько исписанных листков, передал их Фролову.

– Что это? – посмотрел Фролов на бумаги.

– Отчет о переговорах Ковалевского с союзниками. И тактико-технические данные танков, которые уже доставлены в Новороссийск, – обстоятельно стал докладывать Кольцов. – Выгрузка танков начнется в ближайшие дни. Двенадцатого сентября начнется наступление на Орел и дальше – на Москву. Вероятнее всего, первые танки будут доставлены сюда к началу наступления.

Несколько минут все молчали. Фролов поправил фитиль у лампы, прикурил. Лампа качнулась – зыбкий свет заколебался на стенах. Повернувшись к Красильникову, Фролов решительно произнес:

– Что ж, Семен! Нечего тебе сидеть здесь, испытывать судьбу. Сегодня же ночью выедешь в Новороссийск.

– Ясно, – сказал Семен Алексеевич.

– С тобой поедут Кособродов и Николай. Оба – железнодорожники. Проверенные товарищи… Кособродов работал в Новороссийске в депо, хорошо знает местные условия.

– Взрывчатки бы достать! – пыхнув цигаркой, деловито сказал Красильников, и вокруг его озабоченных глаз тонкими сетками собрались морщинки.

– Там неподалеку каменные карьеры, – ответил Фролов. – Рвут камень для цементных заводов. Местные подпольщики помогут вам со взрывчаткой.

– Ясно, – тихо повторил Красильников и, тщательно загасив о каблук окурок, посмеиваясь, спросил: – А скажи-ка мне, купец первой гильдии, на гроши ты не богат? Дай хоть на робу какую приличную. Не могу же я в этом офицерском френче красоваться. – Красильников начертил в воздухе вокруг своего лица круг и сказал: – Не соответствует…

Кольцов, который уже несколько раз бросал изучающие взгляды на френч, подошел ближе к Красильникову и поднял клапан нагрудного кармана. На внутренней его стороне чернильным карандашом были начерчены две буквы: «П» и «К».

– Что ты там ищешь? – недоуменно спросил Красильников.

– Нет-нет, ничего! – И добрая, задумчивая улыбка озарила лицо Кольцова. – А ведь хороший парнишка растет… Определенно хороший! Правда же?

– Ты про кого это? – не понял сразу Красильников.

– Про одного нашего знакомого.

* * *

…Домой Кольцов вернулся поздно, но Юра еще не спал.

Он лежал в кровати, и глаза его были открыты.

Лунная дорожка протянулась через комнату и нависла над самой головой мальчика. На потолке выступили трещины, сплелись в какую-то причудливую сеть.

Тихо проскрипела дверь – осторожно заглянул Павел Андреевич.

– Юра! – шепнул он.

Юра не откликнулся, но и не сделал вида, что спит. Павел Андреевич увидел это, вошел, присел на краешек кровати.

– Сердишься? – спросил он.

– Нет, – несмело пошевелился мальчик на кровати.

– Так чего же ты?..

– Думаю, – Юра перевел взгляд на Кольцова, долго смотрел на него и затем тихо спросил: – Павел Андреевич, вы – шпион?