Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин

И она прекрасно понимала, почему хорошо и почему с ним. Артем действительно был искренен в своей религиозности – так же как и она. И он, и она равно считали, что православный христианин должен деятельно служить Церкви. Надя ясно видела, что Артем, в отличие от большинства других студентов и студенток из ПМД, переступил церковный порог отнюдь не ради успешной защиты дипломной и вообще не ради каких-либо мирских интересов. Да, он пока что очень нескладно выглядит в ресторане или шумной светской компании. Но зато в епархии, в качестве главного редактора или архиерейского секретаря – тут он просто как рыба в воде. И его талантам отдает должное даже Шинкаренко, который изначально смотрел на Дмитриева свысока и почти презрительно. Пройдет совсем немного времени, и его юношеские недостатки обточит жизненный опыт. А его достоинства засверкают новыми сияющими гранями…

Надя уже видела его либо маститым священником, либо известным ученым, церковным историком или богословом. Или тем и другим одновременно. Вот он произносит проповедь с амвона, ему молчаливо внимает множество людей – и произносить ее он будет, конечно же, в новом кафедральном соборе. Или вот он выступает на научной конференции, и его доклад, как всегда, завершается восторженными аплодисментами… Вот он подписывает авторские экземпляры собственной монографии…

Казалось, что это время наступит совсем скоро. И Надя понимала: именно такого мужа ей бы хотелось. И уже грезилось будущее, их совместное, счастливое будущее, где, конечно же, будет много детей и где она, Надя, занимается с этими детьми или возится на кухне. А Артем работает над очередной статьей, проповедью или книгой.

Мечты Артема были, в общем, аналогичными. И потому очень скоро случилось то, что обычно и случается: признание в любви, потом – первый поцелуй на морозном воздухе при тусклом, желтоватом свете фонарей, и цунами взаимной любви, накрывшее их обоих.

* * *

– Ну чего, Зинаида? – со свойственной ей едкой веселостью обратилась к Зинаиде Шаблыковой мать Варвара. – Скоро тебя постригать-то будем?

Зинаида Юрьевна вздохнула над тушкой омуля, чисткой которого она была занята в этот момент. Вообще-то, рабочий день еще не закончился и ей следовало сидеть в архиерейской приемной. Но она успела сообразить: если «матушки» зовут ее помогать, то свое рабочее место можно бросать смело. Владыка это одобрит, благочинному все равно, а на остальных можно плюнуть. А если Владыка вдруг не одобрит, то его келейницы смогут ему растолковать, что поступить нужно было так, а не иначе. А вот если на призыв «матушек» не откликнуться… Тогда можно попасть в их черный список пропащих людей или личных врагов. И тогда даже благоволение Преосвященного может не помочь.

Усвоив эту методологическую истину, Зинаида Юрьевна теперь смело покидала свое рабочее место по первому же зову монахинь, за что те любили ее еще больше – а Евсевий еще больше уважал.

– Да, мать Варвара, так если дело пойдет, то скоро… – сказала она, опустив очи вниз – к полурасчлененному омулю. – Хотелось бы, конечно, семьи, детей… Мужа православного… – тут Зинаида еще раз, и весьма громко, вздохнула.

Тему семьи, детей и православного мужа в свои разговоры с «матушками» она стала вплетать сравнительно недавно. До этого, утверждаясь на архиерейской кухне, она предпочитала говорить исключительно и только о монастыре. Так проще всего было завоевать расположение владычных келейниц, и она это сообразила сразу. Теперь же наступил второй этап: с монастырского тренда нужно было как-то соскочить, приступив к выполнению следующего этапа своего плана.

Нет, Зинаида Шаблыкова не была тайной атеисткой. Но вера – и, в известном смысле, вполне искренняя вера – ничуть не мешала ей строить на окружающих ее людях очень холодный и циничный расчет. Впервые оказавшись на архиерейской кухне, Зинаида сразу же поняла одну простую вещь: для нее эта кухня – не просто кухня, а настоящий социальный лифт, причем оснащенный ракетным двигателем. Она смекнула: епископ – один на всю область. А в случае с Мангазейской епархией – даже не на одну область, а на целых два субъекта Федерации. Стало быть, в светской иерархии ему ровней является губернатор или, скажем, генерал – начальник УФСБ или командующий военным округом. Можно ли предположить, что ее, Зинаиду Юрьевну, подпустят хотя бы на пушечный выстрел к генералу или губеру? Предположить такое было никак нельзя. А к епископу – уже пустили. И если научиться манипулировать келейницами (что оказалось совсем нетрудно), то дальше можно рулить архиереем.

А это уже открывало термоядерно-прекрасные перспективы. Ибо Владыка, конечно же, надолго в Мангазейске не задержится. И если удастся за него как следует зацепиться, то, во-первых, здесь, в родном городе, ее статус резко вырастет. Будет она кем-то вроде личного секретаря епископа – выходит, аналог личного секретаря губернатора. А во-вторых – и это было самое главное! – после успешного завершения строительства кафедрального собора Евсевия переведут не просто на другую, а на лучшую кафедру. Куда-нибудь в Центральную Россию. Где к Церкви отношение совсем другое и деньги крутятся в епархиальных управлениях совсем другие. И уж там-то, сидя на должности секретаря, будучи доверенным лицом, можно будет развернуться! И воображение рисовало Зинаиде собственную просторную квартиру, а лучше дом… Где-нибудь, скажем, под Владимиром. Или под Воронежем. Там, кстати, и климат помягче, и до Москвы куда ближе. Кстати, о Москве – почему бы, собственно, не замахнуться на квартиру в Москве? Пока, конечно, говорить рановато, но если удастся закрепиться и Владыку действительно переведут к западу от Урала… То почему нет? Уж она сумеет воспользоваться своим положением!

Но все это было сладостным будущим. Для достижения которого, в свою очередь, надо успешно решить актуальные задачи в настоящем. Собственно, актуальная задача была одна: прицепиться к Евсевию так, чтобы он уже потом не смог Зинаиду от себя с мясом оторвать.

Архиерейские келейницы, знамо дело, склоняли ее к скорейшему поступлению в монастырь. Но Зинаиду Юрьевну это не устраивало по двум причинам. Во-первых, на самом деле она ничуть не хотела быть монахиней. А во-вторых, это не давало гарантий того, что она останется при Владыке. Отошлет в какую-нибудь новооткрытую обитель, пусть даже и настоятельницей, и будет таков! Единственным надежным способом было как-то породниться с Евсевием.

А тут уже все просто. Роль семьи при архиерее выполняли две его келейницы и келейник Георгий. Ко всему прочему, Георгий был племянником одной из «матушек», Павлы. То есть он был приколочен к Евсевию прочно, как хвост к собаке. Стало быть, чтобы приколотиться к нему столь же успешно, нужно выйти замуж за Георгия.

Сам по себе архиерейский иподиакон не был, с точки зрения Зинаиды Юрьевны, пределом ее мечтаний как мужчина. Однако в целом он годился: непьющий, тихий и сравнительно скромный, к тому же младше ее на шесть лет. Идеальный материал для подсовывания под каблук. А главное – он был необходимым связующим звеном в ее грандиозном плане. Теперь предстояло это звено оседлать. И потому-то Зинаида в разговорах с «матушками» стала систематически заговаривать про православного мужа и семью с кучей детей, которой ей ну очень сильно не хватает.