Ведущий в погибель - Надежда Попова

Ульм вообще словно бы закатил грандиозные проводы своему мучителю – остатки празднующих все еще шатались по улицам вперемешку с уже приступившими к всевозможным работам горожанами, и даже привратная стража выглядела изрядно повеселевшей, и напутствия, направленные вслед майстеру инквизитору, были довольно-сострадающие и искренне радостные. «Он может вернуться в любую ночь», – предупредил Курт напоследок, успев увидеть, как оживленные лица осунулись, и в глазах солдат вновь собрались тучи.

Верить ли себе самому, он не знал, и путь до замка полувдовствующей баронессы фон Герстенмайер преодолевал по большей части шагом, опустив руки с поводьями и глядя на медленно ползущую под копыта дорогу рассеянно и отстраненно, размышляя над тем, что назойливо лезло в голову все эти дни. Арвид покинул город на своих двоих, затратив часть ночи на произведенное им нападение на дом фон Вегерхофа; означает ли это, что следом за ним ехала целая телега, груженная гробами или ящиками для льда, или еще каким-то вместилищем, которое должно было дать ему укрытие от солнца? Выпустили ли подчиненные им стражи целый караван, в котором, кроме птенцов, была еще и пара простых смертных, долженствующих обеспечить дневную охрану? Или же убежище на ближайший день находится поблизости, и он действительно связан с кем-то из окрестных «фонов», как и было упомянуто в той в высшей степени странной записке?..

До замка Курт добрался, так ни в чем и не определившись, решив для себя, что этот вопрос пока будет покоиться на дальней полке среди множества других, столь же неясных и трудноразрешимых.

Родовое гнездо фон Герстенмайер высилось на голом, как локоть, холме, окруженное внушительной стеной; отсутствие барона не сказалось ни на наружном показном состоянии имения, ни на внутреннем, как стало ясно, когда майстера инквизитора пропустили сквозь внешнее кольцо укреплений. Замок ограждался двойной стеной, выстроенной еще во времена оны, однако и по сию пору пребывающей в полном порядке. На металлических деталях ворот не намечалось ни следа ржавчины, на деревянных – ни единой трещины; внутренний двор блистал чистотой, свойственной не всякой городской площади, своими размерами и выверенностью и в самом деле напоминая небольшой город. Замки, виденные Куртом до сих пор, отличались редкостной безалаберностью в устроении и поддержании оного, здесь же царил порядок и согласованность в каждом деянии каждого самого мелкого существа, включая, кажется, двух щенков, с редкостной для их возраста невозмутимостью возлежащих у колодца. Дворня не шастала – вышагивала, обыкновенных для столь населенного обиталища выкриков и постороннего шума не было, да и вообще все это строение напоминало не жилой замок, а военный лагерь, ожидающий, к тому же, с минуты на минуту высочайшей инспекции. «Милая старушка», отладившая и блюдущая сию систему, кажется, существовала лишь в обществе собственной племянницы; оказаться же хоть на миг на месте одного из здешней прислуги Курт не захотел бы ни за какие сокровища в мире.

Центральная башня с округлыми тяжелыми боками стояла поодаль, мрачная и непритязательная, окруженная еще обнаженными деревьями, кустами и свежевскопанными, взрыхленными холмиками и полосками земли, где в будущем наверняка прорастет нечто малонужное, но приятное глазу, вроде роз или садовых лилий; голый сад тянулся вдаль, теряясь из виду и обступая со всех сторон центральную башню и двухэтажный каменный дом, в разверстых подвальных дверях которого по временам исчезали и появлялись сосредоточенные, собранные бойцы этого переднего края благопристойности и традиций.

Несносно дорогостоящая гостиница, покинутая сегодня, с ее услужливыми работниками, теперь показалась забегаловкой для бедноты и спившихся игроков – того, как из-под него выдернули коня, Курт почти не заметил, как не сумел и сообразить, каким образом его вещи перекочевали с седла в руки одного из челядинцев. На лице молодого, быть может, младше него самого, парня не отобразилось ни единого чувства из тех, что, несомненно, вызвал вид новоприбывшего в сравнении с нарядами и скарбом прочих гостей. В предложении проследовать за ним Курт не уловил ни тени пренебрежения или неприятия, ничего, кроме хорошо поставленной предупредительности, преисполненной чувства собственного достоинства и неизбывной гордости за место своей службы.

Тушеваться и робеть в присутствии знатных особ Курт перестал уже давно, не почитая зазорным повысить голос на герцога Рейнского или нахамить Кельнскому архиепископу, однако сегодня и здесь внезапно пробудилось уже забытое чувство собственной малости и неуместности. Утвердиться в этом прибежище взыскательности можно было бы, представься возможность отчитать хоть бы этого свыше меры вышколенного прислужника, однако ничего, к чему можно было бы прицепиться, Курт так и не нашел. Его комната чистотой и аккуратностью походила на операционную келью, учтивость прислуги не переходила грани, за которой начинается заискивание либо, напротив, замаскированная дерзость, и теперь, глядя в окно на огромный вылизанный двор, он с непритворным любопытством и некоторым напряжением ожидал встречи с генералом этой твердыни.

Созерцание окружающего мира было прервано спустя четверть часа – дверь за спиной открылась без стука, и шагнувшая в комнату Адельхайда поинтересовалась без тени смущения:

– Надеюсь, я не застукала вас в непотребном виде, майстер Гессе?

– А ну как застукали бы? – отозвался Курт, и та передернула плечами:

– Это не смертельно. Надеюсь… Тетушка намеревалась приветить вас лично, однако в этот час у нее традиционное вечернее недомогание, то есть второй послеобеденный сон, посему большая часть ее обязанностей лежит на мне. Встретить вас я, однако, не смогла – здесь сегодня форменный апокалипсис; кто-то приехал, кто-то уехал, кто-то остался, дворне надо отдавать новые распоряжения, в том числе касательно мест за столом… Но это вам навряд ли интересно. Как вас устроили?

– Хорошо. Даже слишком.

– А Александер, паршивец, снова не прибыл в назначенный день, – констатировала Адельхайда с наигранным вздохом, тут же убрав усмешку. – Видели его перед отъездом? Как он?

– Отвратительно, – искренне ответил Курт. – Если завтра его не будет, я намерен вернуться в город и…

– Он будет, – уверенно возразила Адельхайда, берясь за ручку двери. – Увидите. Просто он пытается прийти в себя, злоупотребляя своими выходками… Что ж, отдыхайте; вечером у нас начнется работа, советую выспаться. Если же не желаете сейчас пребывать в четырех стенах – можете прогуляться по саду, никто здесь вас не остановит и с лишними вопросами лезть не станет. О вашем status’е предупреждены все вплоть до последнего помощника младшего поваренка. К сожалению, показать вам имение изнутри я не могу – нет времени. О начале ужина вас оповестят.

* * *

О начале ужина было оповещено все владение баронессы фон Герстенмайер разом, и не знакомый с замковыми порядками майстер инквизитор поначалу принял торжественное завывание рогов за сигнал тревоги или бедствия, каковое заблуждение развеял лишь все тот же юный слуга, явившийся в его комнату с предложением проводить гостя в трапезную залу. «Я найду дорогу», – возразил Курт, и парень немедленно исчез, поклонившись, не возразив ни словом и не замявшись на пороге ни на мгновение дольше необходимого.