Кровь и золото - Энн Райс

Но юный смертный не имел отношения к благородному обществузнатных венецианцев, которых я посещал или принимал в своем доме. Достаточнобыло проникнуть в его мысли. Не знатный венецианец, не художник, не священник,не поэт, не алхимик и определенно не член Великого Совета Венеции. Напротив, оноказался существом поистине необычным: исследователем сверхъестественного,интересующимся такими, как я.

Что бы это значило?

В этот момент, намереваясь столкнуться с ним лицом к лицу инапугать, я подошел к самому краю садика на крыше и всмотрелся в темнотунапротив, где притаился шпион, боязливый, но завороженный, старавшийся необнаружить свое присутствие.

Да, он знал, что я тот, кто пьет кровь. У него даже имелосьдля меня название: вампир. Он наблюдал за мной уже несколько лет! Он изредкавидел меня в богатых гостиных и в бальных залах – не зря я винил себя заневнимательность. Он приходил ко мне в ту ночь, когда я впервые открыл дом дляжителей Венеции.

Молодой человек не сознавал, что я свободно читаю в егодуше, и тогда я с помощью Мысленного дара отправил ему откровенное сообщение:

«Это безумие. Вмешайся – и ты безусловно умрешь. Второгопредупреждения не будет. Держись подальше от моего дома. Уезжай из Венеции.Неужели знания, к которым ты стремишься, стоят твоей жизни?»

Я увидел, что его потрясло мое послание. Но тут же я, квеликому изумлению, получил отчетливый ответ:

«Мы не хотим вам зла. Мы ученые. Мы предлагаем понимание. Мыпредлагаем убежище. Мы наблюдаем. Мы всегда рядом».

Охваченный ужасом, он бежал с крыши.

Мне не составило труда расслышать, как молодой человекспускается по лестнице палаццо, а затем увидеть, как он призывает гондолу иуносится прочь. Оказалось, что он высок, строен, светлокож, носит строгоечерное платье – одним словом, британец. Он очень перепугался. Отплывая, он дажене поднял глаз.

Я долго стоял на крыше, радуясь порывам ветра и в тишинеразмышляя, что делать со странным открытием. Я обдумал сообщение и силу мысли,с которой он передал мне свое послание.

Ученые? Что за ученые? А что означают остальные слова?Весьма примечательное высказывание.

Не могу выразить, до чего все это было странно.

Мне пришло в голову, что бывали моменты, когда я счел бы сиепослание неотразимым – так велико было мое одиночество, так велика была мояжажда понимания.

Но сейчас, когда меня принимали лучшие люди Венеции, я ненуждался в подобных посулах. Когда мне хотелось порассуждать о Беллини или олюбимом Боттичелли, рядом оказывалась Бьянка. А золотую усыпальницу я разделилс Амадео.

Я вступил в свой Золотой век. Интересно, у каждого либессмертного бывает Золотой век? Интересно, соотносится ли он с расцветомсмертной жизни – когда человек находится на пике силы и видит события спредельной ясностью, когда можно довериться другим и постараться добитьсянастоящего счастья.

Боттичелли, Бьянка, Амадео – возлюбленные из Золотого века.

Тем не менее предложение поразительное – я имею в видупредложение этого странного смертного. «Мы предлагаем понимание. Мы предлагаемубежище. Мы наблюдаем. Мы всегда рядом».

Я твердо решил не обращать внимания и посмотреть, какобернется дело, не позволяя никому нарушать моих планов и мешать мненаслаждаться жизнью.

Но в последующие недели я прислушивался, чтобы найтистранного человека, ученого-англичанина, и даже специально высматривал его нароскошных головокружительных светских вечерах.

Я дошел до того, что принялся расспрашивать Бьянку, не знаетли она такого человека, и предупредил Винченцо, что он может попытатьсязавязать разговор и в этом случае следует проявить мудрость.

Винченцо меня потряс.

Тот самый человек – высокий худой англичанин, молодой, но сседеющими волосами – уже заходил. Он интересовался у Винченцо, не желает лихозяин дома приобрести необычные книги.

– Он говорил о книгах по магии, – сказал Винченцо,опасавшийся, что я рассержусь. – Я велел ему принести то, что онсобирается продать, и оставить, чтобы вы посмотрели.

– Постарайся вспомнить. О чем вы еще говорили?

– Я сказал, что у вас уже очень много книг, что вы ходите ккниготорговцам. Он... он видел картины в портего. Он спросил, не вы ли ихавтор.

Я постарался смягчить голос.

– И ты сказал ему, что картины написаны мной, не так ли?

– Да, сударь, очень сожалею, если наговорил лишнего. Онхотел купить картину. Я объяснил, что о покупке и речи быть не может.

– Ничего страшного. Просто веди себя с этим человекомосторожнее. Больше ничего ему не рассказывай. А когда он появится, немедленнодоложи мне.

Я направился к выходу, но мне пришел в голову новый вопрос.Обернувшись, я увидел, что довел моего дорогого Винченцо до слез, и, конечно,поспешил успокоить его и сказал, что он – идеальный управляющий и не нужно ни очем волноваться. Но все-таки спросил:

– Какое впечатление произвел этот человек? Хорошее илиплохое?

– Скорее хорошее, – ответил он, – не знаю, правда,что там за магические книги. Да, хорошее, я бы сказал, очень хорошее, правда,сам не понимаю почему. Есть в нем какая-то доброта. И ему понравились картины.Он их хвалил. Для своего возраста он прекрасно воспитан. Серьезный, увлекаетсянаукой.

– Вполне достаточно, – сказал я, зная, что он вернооценил посетителя.

Я обыскал весь город, но не нашел англичанина. И пересталбояться.

Наша встреча произошла через два месяца при самыхблагоприятных обстоятельствах.

Я сидел за столом на пышном пиру среди множества захмелевшихвенецианцев и наблюдал, как молодежь исполняет размеренный, неторопливый танец.

Звучала пронзительная музыка, а свет ламп, разливавшийся попросторному залу, придавал обстановке какое-то неземное сияние.

Перед танцами выступали акробаты и певцы, и я, по-видимому,находился под большим впечатлением.

Я снова размышлял о том, что настал мой Золотой век. Исобирался написать об этом по возвращении домой.

Я облокотился о стол правой рукой, а левая небрежнопоигрывала с ободком чаши, куда мне наливали вино.

Слева от меня, откуда ни возьмись, появился англичанин.

– Мариус, – тихо произнес он, и выяснилось, что онотлично владеет классической латынью, – умоляю, считайте меня не врагом,но другом. Я давно наблюдаю за вами издалека.