Паромщик - Джастин Кронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это просто ужас какой-то.
– Конечно. А теперь представьте, как эта проблема обостряется в межзвездном путешествии. В нашем случае оно продлится более двух столетий. Очевидно, что обычный стазис тут не годится. Он превратится в разновидность умственной пытки. Нам требовалось найти способ, который обеспечивал бы экипаж свежим материалом в течение восьмисот лет.
– Но почему восьмисот? – удивилась журналистка. – Вы же говорили, что полет…
– Продлится двести тридцать лет. Так и есть, но во сне время течет быстрее, чем в реальной жизни, пропорция составляет три целых и пятьдесят две сотых к одному. Многие, как и мы когда-то, считают, что сны и действительность существуют в одних и тех же временны’х промежутках, только сны, возможно, протекают несколько медленнее. Но результаты исследований показали обратное.
– Теперь понятно. Пожалуйста, продолжайте.
– Ключом стало постоянное обновление исходного материала, то есть формирование стимулов. Очевидным решением явилось создание компьютерной симуляции – виртуального пространства, в котором спящие смогли бы жить, пока длится сон. Это сработало, но лишь на время. Просыпаясь, все наши испытуемые заявляли о сбое в ощущениях.
– В чем это выражалось?
– В том, что они осознавали фальшь происходившего с ними. Они не могли объяснить, откуда им это известно, но говорили, что ощущения не те. Симуляция была предельно убедительной, мы учли все мелочи, но она не ощущалась живой. Так говорили почти все. А поскольку они знали, что находятся в искусственной среде, это глубоко огорчало их. Многие впали в серьезную депрессию. Жизнь казалась им бессмысленной. Так говорил не один участник эксперимента.
– Не привело ли это к асоциальному поведению? Ведь если жизнь лишена смысла…
– Да, у некоторых оно наблюдалось. По выходе из стазиса испытуемые были ошеломлены собственными поступками, но факт остается фактом.
– И в чем же крылась причина ваших неудач?
Проктор на экране соединил кончики пальцев и откинулся на спинку кресла.
– Мы сами не знали. Мы проверяли и перепроверяли симуляцию, усложняли ее, однако результаты оставались прежними. Рано или поздно все испытуемые начинали осознавать ее ненастоящесть и впадали в депрессию. И тогда мы решили пригласить Тию.
Журналистка снова полистала блокнот.
– Вы говорите о Тие Димополус?
– Да. Я знаю эту женщину много лет. Мы вместе учились в Массачусетском технологическом институте… Это было задолго до трагического наводнения, обрушившегося на Восточное побережье. Тия – потрясающий компьютерный специалист. Она уделяет огромное внимание философским вопросам, связанным с искусственным интеллектом. И одновременно Тия – очень талантливая художница, чьи картины выставляются в разных странах.
– Я знакома с ее творчеством. Ее выставку устроила новая Национальная галерея в Коламбусе.
– Правда, великолепные картины? Она создает крупные, удивительно экспрессивные полотна. Абстрактные и в то же время нет, как ни странно.
– Мне они показались… какими-то будоражащими.
– Удачное слово. Поэтому я и пригласил Тию. Мне требовался человек, имеющий инженерное образование и в то же время способный разглядеть то, что ускользало от компьютерщиков. Она сразу же согласилась приехать и помочь. Я договорился о встрече с несколькими испытуемыми, однако Тия заявила, что хочет проверить все на себе. Она провела в стазисе две недели, а для нее прошло более семи. И когда я вывел ее из стазиса, знаете, что она сказала? «Вы создали прекрасный мир, но в нем нет души».
Журналистка снова нахмурилась. Так случалось всякий раз, когда она не понимала слов Проктора на экране.
– Что значит «в нем нет души»?
– Симуляция воспринималась как искусственная, потому что была искусственной. Убедительной, необычайно приятной, но неживой, словно дверной гвоздь. По словам Тии, это был декор, а не искусство. Что-то вроде картин на стенах гостиничных номеров. На них приятно смотреть, они заполняют пространство, но не более того.
– И как же вам удалось одушевить симуляцию?
– Скажите, Салли, кто ваш любимый писатель или писательница?
– Зачем это?
– Пожалуйста, удовлетворите мое любопытство.
– Джейн Остин, – с улыбкой ответила журналистка.
– Представьте: вы сидите в кресле и читаете «Гордость и предубеждение». Чудесное повествование целиком захватывает вас. Вы полностью погружены в придуманный мир с людьми и событиями. Роскошные интерьеры. Сложный этикет. Медленно развивающиеся романтические отношения между…
Проктор на экране жестом попросил напомнить имена.
– Между Элизабет Беннет и мистером Дарси.
– Благодарю. Имена подзабылись. Прекрасная, хотя и упрямая Элизабет Беннет… всего лишь моя однофамилица… и стремительный, но высокомерный мистер Дарси. Эта книга так хорошо написана и так притягательна, что во время чтения вы забываете о том, где находитесь. Ваше тело сидит в гостиной, у вас длинный список важных дел, нужно позвонить сантехнику, а собака давно скулит и просится на прогулку. Но все это ничуть не волнует вас, ибо разум пребывает в другом месте. Ваш разум – то есть воспринимаемая вами реальность – пребывает в английском поместье первой трети девятнадцатого века. Не будет преувеличением сказать, что это очень яркое сновидение наяву. Вы согласны?
– Пока что да, – осторожно кивает журналистка.
– Повествование разворачивается. Оно построено очень умело: герои, сюжет, обстановка, подавленная страсть. В конце романа Элизабет и мистер Дарси обязательно соединят свои судьбы! И вы полностью уверены, что так оно и будет. Иначе роман сочли бы бессмысленным и жестоким. Интерес, с которым вы читаете роман Остин, вызван