Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

Всего полминуты находился я во власти яростно бушующего моря, но они показались мне вечностью. Внезапно волна подхватила меня на гребень и резко, словно выплюнув, швырнула между скал на спокойную воду. Что было сил я заработал руками и ногами, стараясь отплыть от скал как можно дальше. Читатель, конечно, понимает, что я говорю «спокойная вода», имея в виду ее относительное спокойствие. Волна выбросила меня за пределы безумствующей стихии, огромные валы остались позади, однако ветер играл мной, как пробкой.

К счастью, я наконец снова увидел сушу. Мне грозила бы верная смерть, не заметь я вовремя берег и не определи, куда необходимо плыть. И хотя я продвигался вперед очень медленно, до берега все-таки добрался. Но не все складывалось так, как хотелось бы. И море, и берег тонули в кромешной тьме. Я не различал границы воды и суши и потому не мог обнаружить удобное место, где можно было бы выбраться на берег без риска для жизни. В конце концов я сильно ударился головой о скалу и, уже теряя сознание, усилием воли заставил себя вскарабкаться по камням. Тут силы покинули меня, и я лишился чувств.

Когда я пришел в себя, ураган все еще бушевал. Голова раскалывалась от боли, но на такие пустяки не стоило обращать внимания. Больше всего меня беспокоило то, что я не знал, где нахожусь: на суши или на торчащей из моря скале. Вцепившись мертвой хваткой в мокрые, скользкие от водорослей камни, я боялся пошевелиться, опасаясь, что буря сметет меня, как пушинку. Однако спустя некоторое время я заметил, что ветер ослабевает, а потом все вдруг стихло, дождь прекратился, на небе замерцали звезды.

В их неверном свете я осмотрелся: скала, на которой я лежал, находилась на берегу, позади меня бушевали волны, а впереди темнели какие-то заросли. Я сполз с камней и подошел к ним. Одни деревья выдержали натиск урагана, другие ветер вырвал с корнем, а некоторые даже унес на значительное расстояние. Вдали мерцали огни, и, поняв, что там находятся люди, я пошел на свет.

Это были рыбаки. Ураган загнал наше судно на один из островов Драй-Тортугас[10], где в то время находился форт Джефферсон.

Несчастные жители стояли около своих разрушенных ураганом домов и несказанно удивились, увидев меня. Они пялились на меня, как на призрак. Море все еще ревело, и мы вынуждены были кричать, чтобы услышать друг друга.

Рыбаки отнеслись ко мне очень доброжелательно, снабдили чистым бельем и необходимой одеждой, поскольку все то, в чем я ложился спать на пароходе, превратилось в лохмотья. Потом ударили в колокол тревоги и разбрелись по берегу в поисках других потерпевших. К утру было найдено шестнадцать человек, но только троих удалось спасти — остальные умерли. Взошло солнце и осветило берег, усеянный обломками разбитого судна. Его нос все еще торчал между скал, куда наш пароход забросил ураган.

Итак, я оказался жертвой кораблекрушения в полном смысле этого слова: наг, бос и без средств к существованию. Я потерял все. Деньги, предназначавшиеся на благородную цель, покоились на дне моря. Конечно, я сожалел об утрате, но нет худа без добра, и в том, что со мной случилось, были и свои счастливые обстоятельства: я все-таки остался жив.

Комендант форта позаботился обо мне и трех других спасшихся пассажирах, обеспечил нас всем крайне необходимым, да еще помог мне отплыть в Нью-Йорк. Я был беден, как церковная крыса, значительно беднее, чем в тот день, когда впервые прибыл в этот город. У меня не осталось ничего, кроме жажды жизни.

Почему я отправился в Нью-Йорк, а не в Сент-Луис, где жили мои знакомые и друзья и где я в любом случае мог рассчитывать на бескорыстную помощь мистера Генри? Да потому, что я уже стольким был ему обязан, что не хотел злоупотреблять его добротой. Будь я уверен, что непременно встречу там Виннету, я, конечно, поступил бы иначе. Однако такой уверенности у меня не было — ведь вождь апачей шел по следу Сантэра, погоня могла затянуться на месяцы, и я уже не знал, где его искать. Так или иначе, я все равно собирался повидаться с Виннету, но для этого следовало ехать на Запад, в пуэбло на Пекос. Только сначала было необходимо снова встать на ноги, и мне казалось, что именно в Нью-Йорке я быстрее сумею поправить свои финансовые дела.

Я оказался прав. Удача сопутствовала мне, и в Нью-Йорке я познакомился с неким мистером Джесси Тейлором, весьма уважаемым человеком и владельцем частного сыскного бюро. Я предложил ему свои услуги. Досконально расспросив меня и узнав, кто я и чем занимался в последнее время, он согласился взять меня стажером с испытательным сроком. Однако вскоре благодаря, как мне кажется, случайности, а не своей собственной расторопности я завоевал его полное доверие, которое со временем возросло до такой степени, что мистер Тейлор поручал мне самую ответственную и хорошо оплачиваемую работу.

Как-то он пригласил меня в свой кабинет. Там уже сидел незнакомый мне пожилой мужчина с усталым, озабоченным лицом. Это был банкир Олерт, искавший у нас помощи в сугубо личном деле, которое, однако, могло нанести ему значительный ущерб и существенно расстроить все его дела.

У мистера Олерта был единственный, еще холостой сын двадцати пяти лет, наделенный столь широкими полномочиями, что все принятые им решение по финансовым вопросам имели ту же силу, что и решения отца. Уильям — так звали его сына — обладал характером мечтателя и предпочитал банковскому делу занятие искусством и метафизикой, считая себя ученым и в некоторой степени поэтом. Его убежденность подкреплял тот факт, что нью-йоркские газеты приняли и напечатали несколько сочиненных им стихотворений. Странным образом молодому Олерту пришла в голову навязчивая идея написать драму, главным героем который должен был стать сумасшедший поэт. Чувствуя, что ему не хватает знания предмета, он приобрел массу книг, посвященных психическим расстройствам. Результат был ужасающий: молодой человек все больше и больше отождествлял себя с героем своей драмы, пока не поверил окончательно в собственное безумие. Отец его в то время свел знакомство с одним врачом, якобы намеревавшимся открыть лечебницу для душевнобольных. Врач рассказывал, что прошел практику в клиниках известных психиатров, сыпал именами светил, вошел в доверие к Олерту-старшему и добился у него такого расположения, что тот попросил его заняться лечением Уильяма, в надежде на то, что общение с доктором пойдет больному на пользу.

С того дня