Лунная радуга. Волшебный локон Ампары - Сергей Павлов

Взрыва не последовало (значит, глыба не из антиматерии), но в момент посадки челнок встряхнуло довольно сильным разрядом статического электричества, и несколько минут вокруг расплывалась, постепенно редея, пыльная пелена. Сут выдал пилоту цифро-буквенный формуляр с информацией о химическом и минеральном составе рассеянного вещества. Никаких особенных неожиданностей, если не считать таковыми аномально высокое содержание осмия. «Каменные облака» были тяжелее свинца!

Во время посадки сут выгнул вниз кончики четырех своих лучей и впился ими в утес летучего космодрома. Тяжести пилот не ощущал — практически полная невесомость. По меньшей мере загадочно… Будто влекомая скользящим на равнине пятном собственной тени, космодромная глыба шла над поверхностью Планара на полуторакилометровой высоте, заметно забирая влево. Впереди — гряда невысоких холмов, а все, что за нею, сгущалось в золотисто-оранжевую полосу.

Он разглядывал эту яркую полосу, прикидывая, как рациональнее использовать остальные часы обнуленного времени для осмотра плоского феномена. Программа-минимум: промчаться над блином Планара по его диаметру с остановкой в геометрическом центре дневной стороны и то же самое попытаться сделать на обратной, ночной. Программу-максимум планировать пока не стоит. Он уже чувствовал, что здесь одним тревером не обойтись, разведка блинообразного уникума потребует двух, а возможно, и трех дополнительных посещений. После отпуска, разумеется.

Мысль об отпуске согрела и ободрила. Как согревала мысль об отдыхе усталых искателей жемчуга. В сумеречном безмолвии опасных глубин ныряльщик за драгоценными раковинами, наверное, тоже бодрил себя предвкушением эйфории на берегу, и берег тот для него был не просто прогретой, утыканной пальмами твердью, но праздником света, красок, запахов, безмятежности, неги. Ну и, конечно, любви…

Тень летучего космодрома, едва достигнув подножий холмов, пошла на попятную, все так же забирая влево. Пора было сниматься с точки и начинать перелет по диаметру. Он медлил. Почему-то ему расхотелось прямо сейчас вылетать на диаметр. Теперь ему захотелось прежде всего взглянуть на обратную сторону Планара — ночную. Программу ничего не стоит откорректировать или даже начать с конца. В свободном поиске дальнодей сродни свободному художнику — сам себе господин и указчик.

Глыба-носитель постепенно увеличивала скорость обратного хода, уволакивая свою тень с голой равнины в направлении «береговой» кромки. Он решил позволить себе прокатиться на даровом носителе до того места в окрестностях Планара, откуда уже можно будет стартовать для осмотра ночной стороны, а по дороге туда — спокойно понаблюдать, поразмышлять.

Итогом надпланарных и околопланарных наблюдений стал ничего практически не значащий вывод: такого объекта, как ПБА-18, в условиях нормального пространства существовать не должно. И если плоская эта штуковина все-таки существует — что подтверждается солидным объемом наблюдательных данных, — значит, нопр искажен здесь сразу двумя аномалиями — топологической и гравитационной. В ничем особенно не примечательной области нопра, озаренной оранжевым карликом, матушка-Природа ухитрилась устроить сразу две экстравагантные шутки. Вполне хватило бы и одной.

Трама судорожным колыханием потревоженных внутренностей мягко изменила свое положение в чреве челнока: теперь пилот был обращен лицом в ту сторону, куда, ускоряя ход, отступала глыба-носитель, а в результате каждый из лучей сута получил новый статус: передним (ведущим) стал бывший левый луч, правым — бывший ведущий. Который из четырех лучей сута направлен вперед — для полета совершенно безразлично, было бы удобно пилоту.

Тем временем летучий космодром прошел над неровной линией «береговой» кромки Планара и выбрался к блуждающим обломкам в «прибрежной» зоне Каменного Пояса. Мысль пилота побудила сут выпрямить лучи и нырнуть в украшенный звездами сопредельный с кромкой Планара океан космического вакуума. Там, в глубинах ночного неба ПБА-18, сияла, радуя глаз, очень ровная цепочка из четырех крупных звезд.

Он дал этому созвездию название Жезл.

Ориент-система челнока нацелена на альфу Жезла — золотисто-зеленую, как чистый кристалл хризолита, звезду. На крейсерской скорости сут уже почти пересек воображаемую плоскость, центральную область которой занимал блин Планара, как вдруг произошло что-то странное: будто лопнуло перед глазами звездное пространство и в прореху уставился пилоту в лицо пылающий арками протуберанцев оранжевый зрак.

Секундное замешательство. Он не был готов к такому повороту событий и не сразу поверил, что впереди светит Пянж. Тот самый Пянж, который только что светил со стороны затылка!..

Поверить пришлось: с крейсерской скоростью он мчался в направлении Пянжа, удаляясь от воображаемой плоскости, а на альфу Жезла был направлен теперь задний луч сута!.. Вспомнилось изумление Олу Фада при «штурме» Зердема. Тот же эффект неожиданной и, главное, инерционно неощутимой смены курса на прямо противоположный. Эффект курсового реверса.

Трама развернулась внутри челнока вместе с пилотом (исходная позиция по направлению). Быстрое торможение. Просто так сдаваться он не собирался, хотя уже чувствовал, что попытки прорваться на «ту сторону» методом лобовой атаки обречены. Пришлось перенацелить ориент-систему с альфы Жезла на альфу другого созвездия — он назвал его Крюк. Идея состояла в том, чтобы пронзить воображаемую плоскость планарной ориентации под острым углом. Во время разгона он обратил внимание, что Пянж светит слева. Почти по левому траверзу.

Попытка проникнуть на ночную сторону Планара не удалась и под острым углом. Опять, увы, разрыв пространственного занавеса, и прямо по курсу — оранжевый зрак с арками переплетенных, точно кровеносные сосуды, протуберанцев. Итак, вход под углом — то же самое, что и при лобовой атаке: выход курсом прямо на Пянж. Не так, как было у Олу Фада при «штурме» Зердема: там угол входа в невидимую плоскость был строго равен углу выхода из нее (зеркальный эффект). Что ж, Планар — это вам не Зердем. Совершенно разные объекты.

Неудача кавалерийских наскоков на ветряную мельницу топологической тайны побуждала вернуться к первоначальной программе-минимум. Вернее — к первой ее половине: пройтись по диаметру дневной стороны.

Астроидно-крестовидная тень трепетала, как мотылек, на слегка всхолмленной равнине чуть впереди летящего челнока. Высота полета была без малого пятьдесят метров, но отчего-то казалось, будто сут сглаживает брюхом спины холмов или — лучше сказать — извилистых валов. Вялый узор извилистых валов местами слабо напоминал извилины коры человеческого мозга. Он улыбнулся забавному сравнению. Ничего более занятного на освещенной Пянжем каменистой равнине он пока обнаружить не мог.

Пустынный ландшафт был настолько однообразен, что это ему надоело, и подчиненный его желаниям сут невольно увеличил скорость.

На левом траверзе проступила гряда возвышенностей темно-коричневого цвета, которые с большой натяжкой можно было бы назвать цепочкой гор. Жалкие морщины, рубцы… Очень похоже на засохшую кору старого дуба… Он назвал новооткрытую «горную область» Кавказом, решив для себя, что потом непременно тут побывает, и продолжил полет по диаметру. И лишь через тысячу километров встретил первую систему глубоких каньонообразных трещин — риллей. Этой системе он дал название Дельта Первая. В большинстве своем рилли соблюдали относительную прямолинейность, но все тянулись в одном направлении. Здесь, видать, поработали силы мощного растяжения… Дальше — снова равнина. Степь широкая… Слишком широкая… Где-то здесь надо выбрать место для запланированной посадки.