Глубокая разведка - Владимир Добряков

Понаблюдав полчаса за тяжкой работой товарищей, мы пускаемся по их следам. Когда мы смотрели на эту работу со стороны, мы, конечно, понимали, что она тяжелая и опасная. Но только когда мы двинулись, по-настоящему ощутили, до какой степени это так. А ведь нам — легче. Мы идем по пробитой дороге. Я только углубляю лунки, сделанные Анатолием и Леной.

Как ни цепляешься за эти выемки, как ни прижимаешься ко льду, все равно чувствуешь себя, как змея на стекле. Вдобавок ко всему, наша удобная для ходьбы по земле, камням и песку обувь здесь при каждом движении норовит соскользнуть и потерять опору.

Пройдя двести метров и спустившись на сорок, первая связка останавливается. Мы догоняем их и организуем небольшой «привал». То есть приваливаемся плотнее к ледяному склону и отдыхаем. Анатолий показывает мне направление прямо вниз. Надо двигаться дальше. Теперь мы пойдем в другом направлении, и наша связка будет первой. Лена страхует меня, а я вырубаю ступеньки метром ниже и начинаю двигаться. Все повторяется, с тем только отличием, что сейчас передо мной не вырубленные уступы, а гладкая ледяная стена.

Через полчаса такой работы руки начинают предательски дрожать, колени подгибаться, а ладони чаще скользить. А ведь мы не прошли и сотни метров. Замечаю, что склон становится круче. Пройдя по прямой сто пятьдесят метров и спустившись еще на пятьдесят, останавливаемся.

Теперь видно, что нам надо спускаться на самое дно глубокой впадины между двумя обледенелыми склонами. Это было бы удобнее сделать по противоположному склону. Он пологий, и в ста метрах ниже лед переходит в снег. Но как туда перебраться?

Теперь движение начинает первая связка. Они проходят сто пятьдесят метров, спускаясь еще на пятьдесят, но почему-то не останавливаются, а продолжают движение. Подойдя ближе, вижу, что дальше склон делает поворот. В этом месте противоположный склон подходит очень близко к нашему. Близко, но не соприкасается. Посмотрим, что будет дальше.

Первая связка останавливается. В этом месте, чуть ниже, ледяной выступ противоположного склона нависает всего в шести метрах от нашего. Но как туда перебраться? Оттуда мы спокойно могли бы дойти до пологой части склона и без особого труда спуститься вниз. Здесь же, под выступом, пропасть глубиной около километра.

Мы стоим над этим выступом и гадаем, как нам переправиться туда. Допрыгнуть, нечего и думать. Да и не удержишься на этом ледяном карнизе, верхняя часть которого имеет значительную крутизну. Но Лена, кажется, что-то придумала.

— Андрей, Наташа! Передайте сюда свои резаки!

Она вручает их Виру и Сергею.

— Закрепитесь покрепче и стравите веревку побольше. Вир, возьми мой мешок и оружие.

— Ленка! — спрашиваю я. — Что ты задумала?

— Сейчас увидишь. Ну, с нами Время!

Сильно оттолкнувшись, Лена прыгает через провал на карниз противоположного склона. Я уже вижу, как она, не долетев, падает и бьется о крутой склон, на котором мы стоим. Но Лена, оказывается, все взвесила. Она увидела то, чего отсюда не вижу я. Наш склон, под тем местом, откуда она прыгнула, уходит вниз под отрицательным утлом. Не долетев до карниза каких-то полметра, Лена падает вниз, повисает на веревке и раскачивается над километровой бездной.

Жутко смотреть на женскую фигурку в голубом костюме, которую мотает где-то между небом и землей. У меня сразу сохнет в горле и паршиво зудит в ступнях. Но нервы у моей подруги, что надо! Она подтягивается повыше и увеличивает амплитуду раскачки, стараясь попасть на карниз противоположного склона.

Одна попытка, другая… Время знает, с какой попытки Лене удается вонзить свой резак в лед карниза. Минуты на две она замирает. Неподвижная голубая фигурка на белом льду. Впрочем, на льду у нее только руки и плечи. Все тело висит над бездонной пропастью.

Медленно, очень медленно Лена подтягивается и постепенно вся вылезает на склон. Но это еще не все. У нее там только одна точка опоры — резак. Если она сейчас извлечет его, она съедет вниз, и все начнется сначала. Нет, Лена какими-то, не то змеиными, не то кошачьими движениями непостижимым образом устраивается на крутом ледяном склоне. Она медленно извлекает глубоко засевший резак и тут же вонзает его метром выше.

Теперь у нее уже две точки опоры: резак и лунка, в которой он сидел ранее. Дальше дело идет, если можно в такой ситуации так выразиться, проще. Это «простое» дело продолжается около часа. Но наконец Лена надежно закрепляется на склоне. Под ногами у нее небольшая площадка. Веревку она закрепляет за рукоятку резака, глубоко всаженного в лед.

— Вир! — кричит она. — Переправляй снаряжение, потом перебирайся сам!

Сергей страхует, а Вир, повиснув под тонкой веревкой над бездной, ловко переправляется на карниз к Лене. Как-то сумеет это сделать Сергей? Но тот перебирается быстро и спокойно, словно всю жизнь путешествовал по таким «надежным» мостам над километровыми и более глубокими пропастями.

Анатолий перебрасывает через пропасть еще один конец, и один из резаков возвращается к нам. Я страхую Анатолия, жду, пока он переправится, и говорю:

— Теперь пойдет Наташа.

— Почему, я? Ты же первый в связке.

— А потому, подруга, что я не хочу оставлять тебя здесь последней. Последним перебираться буду я.

— Но…

— Никаких но! Ты забыла, о чем мы договаривались в свое время? Беспрекословное подчинение! Или переправляйся, или я тебя сейчас вниз сброшу за нарушение дисциплины в критической ситуации. Вперед!

За Наташей следует Петр. На противоположном склоне уже тесно, и первая связка освобождает площадку, оставляет Наташе один резак и уходит вверх. Переправляется Дмитрий, и я остаюсь один.

Конечно, можно привязать веревку к рукоятке резака, намертво всаженного в лед, и переправляться, как и все, по веревке. Но я не хочу оставлять резак здесь. Мало ли что еще может встретиться нам впереди. Освобождаю резак и обвязываюсь дополнительно под плечами. Пока я наблюдал за переправой, я успел заметить то, чего не заметила Лена. Чуть левее противоположный склон ближе к нашему почти на полметра. Когда Лена готовилась прыгать, этот выступ скрадывался освещением. А сейчас на него падают тени моих товарищей.

Толкаюсь и прыгаю с резаком в руке, рассчитывая, по крайней мере, вонзить его в лед и повиснуть на нем. Я долетаю до карниза, вонзаю резак… Но он не вонзается! Сильный удар отбрасывает мою руку назад, и я лечу вниз.

Рывок! Я зависаю над бездной. Точнее, не зависаю, а кручусь и раскачиваюсь. На меня стремительно накатывается то один склон, то другой. А внизу чуть виднеется дно котловины, упасть на которое не дает натянувшаяся веревка.

Высота. Сколько раз я смотрел на землю с высоты в десятки раз больше этой. Сколько раз я стремительно или плавно спускался с высоты к земле. Но одно дело, когда ты сидишь в кабине самолета или в подвесной системе парашюта, и совсем другое, когда ты висишь и раскачиваешься на веревочке, как елочная игрушка.