Алая графиня - Джинн Калогридис

— Конечно, — отозвалась я. — Ты ведь был его писцом. Лоренцо нуждался в тех сведениях, которые мог раздобыть только ты.

— Я говорю не о той мнимой цели, хотя даже она была важна, — покачал головой Лука. — Своими словами и поступками я пытался помочь Джироламо стать самим собой. Дея, ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Ты делаешь то же самое для Катерины.

Я опустила голову, чтобы он не видел моего смущения, а мой голос упал до шепота.

— Если ты говоришь об ангеле, то я уже объясняла тебе, что не знаю его. Я по-прежнему просто обманщица.

— Прошло столько лет, а ты все еще ненавидишь убийц Маттео? — печально произнес Лука. — Боже, Дея, к чему эти напрасные страдания?

Наконец-то он взял меня за руку, притянул к себе, склонился и коснулся лбом моей головы. Я ощущала на щеках его теплое дыхание.

— Однако ты не стала осквернять свой дар поиском убийц? — (В ответ я лишь кивнула.) — Дея, ты даже не представляешь, насколько близка к ангелу… Всего лишь в одном шаге от него. А твое общение с Катериной, многолетнее влияние на нее!.. Сознаешь или нет, но ты исполняешь ровно то, к чему призвана.

Я съежилась в объятиях мужа и спросила:

— Но к чему же был призван Маттео? Мученически умереть молодым? Гибель, жертва… Все это было напрасно, потому что его господин, герцог Миланский, так и оставался чудовищем до самой смерти.

— Так, может, он приехал в Милан не для того, чтобы помогать герцогу Галеаццо, — мягко возразил Лука. — Вдруг он был там, чтобы поддержать тебя?

Я вырвалась из его рук, внимательно посмотрела Луке в лицо.

— Конечно, Маттео мне помогал. Он присматривал за мной, спас от брака с одним ужасным человеком. Но его смерть оказалась бесполезной.

Лука ничего не говорил, только смотрел мне в глаза.

— Эта гибель была бессмысленной, ужасной и жестокой, — сказала я и тут же начала вспоминать, что было со мной в те чудовищные дни после смерти Маттео.

Брат оставил мне бумаги и описания ритуалов, призывающих ангела. Он отправил меня во Флоренцию на встречу с Медичи, где я узнала о своем прошлом и кое-что об ангеле и получила символические карты матери. Я даже едва не увидела ангела, но мне помешало всепоглощающее желание отомстить за смерть брата. Все это получилось как-то слишком легко, стоило мне взвалить на себя заботы о Катерине, на долгие годы забыть о себе и стараться спасти ее.

— Эта смерть была ужасной и жестокой, — подтвердил Лука. — Но бессмысленной она станет только в том случае, если это допустишь ты сама.

Я приложила ладонь ко лбу, сбитая с толку, и шепотом спросила:

— Так что же мне делать?

Лука выпустил меня, чуть отодвинулся и ответил:

— Дея, я не имею права указывать тебе на то, что ты уже знаешь. — Он окаменел, как будто ледяной ветер выдул всю теплоту, которую муж только что мне дарил, а потом продолжил: — Что касается меня, я знаю только, что нужен в каком-то ином месте. Не могу сказать, где именно, однако сердце зовет меня в путь.

— Я не могу бросить Катерину! — возразила я.

— К несчастью, это очевидно нам обоим, — сказал он. Его лицо осунулось от горя.

— Боже, Лука! — Я шагнула к нему и снова взяла за руки. — Ты не можешь бросить меня! Я этого не перенесу!

— Я тоже, — горестно прошептал он, но быстро овладел собой и прижал мои ладони, одну, затем вторую, к своим губам. — Но это случится не сегодня, — пообещал Лука. — У нас еще есть время, Дея. Я уверен, ты все обдумаешь и поймешь.

Я спросила со слезами в голосе:

— Но ты вернешься ко мне?

— Да, — твердо пообещал он. — Я вернусь, как только моя работа будет окончена.

Я не выдержала и разрыдалась у него на плече. Он увел меня из общих комнат и от чужих взглядов в нашу маленькую спальню в Парадизе, которая соединялась с комнатой Катерины винтовой лестницей. Я проспала до рассвета, всю ночь не выпуская его из объятий.

Прошло два месяца. Мы с Лукой больше не возвращались к тому разговору, никто из нас ни словом не обмолвился об этом Катерине, которая наверняка никуда не отпустила бы Луку без убедительных объяснений.

Как-то я ночевала с госпожой, которую снова терзали кошмары, порожденные гибелью отца и Джироламо, и уже под утро услышала на лестнице осторожные шаги. Прошло несколько минут, и раздался топот копыт, удалявшийся от конюшни. Катерина еще спала, поэтому я поднялась и осторожно спустилась в нашу с Лукой комнату, оставив дверь на лестницу открытой, чтобы госпожа могла позвать меня, не вставая и не звоня в колокольчик.

Постель была заправлена, в комнате убрано, лампа на ночном столике горела. Я уже хотела открыть шкаф и посмотреть, какой одежды не хватает, но тут заметила на подушке письмо.

Любимая!

Мое сердце обливается слезами от разлуки с тобой. Я точно знаю, что и твое тоже, но все равно уверен в том, что мне необходимо ехать. Есть одна работа. Я обязан исполнить ее в городе, который не имею права назвать. Какое-то время я не смогу тебе писать, наверное, не один месяц, может быть, даже дольше. Но знай, я остаюсь твоим верным, любящим мужем и вернусь к тебе, как только смогу.

Я очень тебя люблю.

Твой навеки верный слуга,

Лука.

Я пришла в отчаяние, упала на маленькую кровать в комнатке под роскошной спальней Катерины, сжимала письмо в руке и рыдала так громко, что графиня проснулась и, не получив ответа на зов, спустилась по винтовой лестнице.

Мне не пришло в голову спрятать листок или выдумать причину отъезда Луки. Я была так охвачена горем, что не сразу заметила, как Катерина вырвала у меня письмо и прочитала его. Она пыталась убрать от лица мои руки, чтобы поговорить, но оставила эти попытки, просто села рядом и обняла меня за плечи.

Когда я немного успокоилась и отдышалась, Катерина отодвинулась от меня, расправила письмо на колене и негромко проговорила:

— Негодяй! Как он посмел так обидеть тебя! Лука казался таким добрым и чувствительным. Я отправлю за ним погоню и…

Она благоразумно умолкла, не договорив, после чего задумалась. Некоторые фразы привлекли ее внимание.

— «Есть одна работа. Я обязан исполнить ее в городе, который не имею права назвать». Дея, да он шпион!

— Не знаю. Я в этом не разбираюсь, — дрожащим голосом произнесла я, но мою госпожу было трудно одурачить.

— Раньше ты никогда мне не врала, — спокойно сказала Катерина. — Должна признать, что лгунья из тебя никудышная. — Она смотрела на меня с сочувствием, но пристально и неотрывно. — На кого он работает? Кому хранит верность?

— Дому Риарио, разумеется, — прошептала я, но усталость, злость и разбитое сердце лишили мои слова убедительности.

Я это понимала, Катерина тем более.