Горгулья - Эндрю Дэвидсон

Я позвонил через пару дней, но Шерил еще не выяснила, что приключилось с Бугацей, хотя заверила меня: дескать, врачи на верном пути. Она очень извинялась, но, честно говоря, — именно на такой поворот я и надеялся.

Ветлечебница — подходящее обиталище для пса на то время, пока я сам буду в больнице, так что я все объяснил и попросил подержать Бугацу у них до моей выписки. Шерил не спорила — ведь передержка даст ей время подтвердить диагноз.

Теперь оставалось разобраться только с Марианн Энгел. Мне не хотелось оставлять ее одну в доме, но она ведь взрослая, а мне всего-то нужно провести в больнице ночь, самое большее — две.

По своему обыкновению, все это время Марианн Энгел будет ваять без передышки. А останься я дома, все равно меня не послушается.

В больнице мне скучать не приходилось. И Конни (в конце смены) и Бэт (пришла на подмену) забегали поздороваться. Нэн тоже пришла, и через пару минут явились Саюри и Грегор, сохранявшие почтительную дистанцию и лишь незаметно пожимавшие друг другу руки. Я заметил, что только Мэдди не хватает, и Бэт сказала, что та недавно вышла замуж и переехала. Я решил было, что муж ее этакий «плохой мальчишка» — кто-нибудь вроде Адского ангела или юриста по корпоративному праву, — но, к собственному удивлению, услышал: нет, он археологический закончил, а Мэдди последовала за ним на раскопки аж на Суматру.

Все расспрашивали о Марианн Энгел, и я вроде как слегка присочинил. Сказал, ей срочно нужно доделать статую, но не счел нужным добавить, что расписание ей теперь устанавливают Три Наставника. Все покивали, но как минимум Саюри мне не поверила. Я не мог смотреть ей в глаза, и по этому признаку Грегор тоже угадал обман.

Когда в палате осталась лишь Нэн, я предложил (ведь до операции было еще несколько часов) прогуляться вокруг больницы. Она проверила свой график, пейджер и мобильный телефон и, прежде чем в конце концов дать согласие, отзвонилась медсестрам. Потом, уже во дворе, Нэн даже взяла меня под руку и стала показывать облака, которые сложились в нечто, вроде стайки морских коньков. Я угостил ее хот-догом из ближайшего киоска, потом мы уселись на скамейку и принялись разглядывать прохожих. Нэн капнула себе на блузку горчицей. Мне кажется, пятно ей очень шло.

На лицо мне опустилась маска, и я стал считать в обратную сторону. Я уже успел заделаться экспертом в области анестезии и знал: очнусь через несколько часов. Наверняка немного поболит, когда буду отходить, но к боли я давно привык, а операций перенес столько, что точно знал: все будет нормально. По крайней мере, не хуже, чем раньше.

Только получилось по-другому. Простая операция дала осложнение — сепсис. У пациентов с ожогами подобные заражения нередки — даже у таких, как я, далеко продвинувшихся по пути выздоровления. Но к счастью, инфекция оказалась не очень страшная и организм — который сделался гораздо сильнее за счет тренировок — способен был с ней справиться. Вот только мне пришлось остаться в больнице до выздоровления.

Саюри и Грегор невероятно мне помогли. Саюри позвонила Шерил и продлила пребывание Бугацы в лечебнице, а Грегор вызвался сообщить Марианн Энгел о том, что со мной творится. Он решил съездить к ней в крепость и сообщить лично, поскольку на телефонные звонки она не отвечала. Я предупреждал, что Марианн Энгел вполне может не открыть дверь, и, как выяснилось, оказался прав. Грегор барабанил минут десять — и сдался, хотя из подвала на полной громкости завывала Бэсси Смит.

У Джек были запасные ключи от крепости. Я ей позвонил и попросил заглянуть к нам, покормить Марианн Энгел. Джек пообещала и даже поинтересовалась, не нужно ли привезти что-нибудь мне в больницу. Ничего не нужно; я так часто сюда ложился, что по привычке собрал все необходимое (чистую пижаму, туалетные принадлежности, книги и т. д.) даже на самую незначительную операцию.

Итак, я позаботился об этих немногих вопросах. Делать больше было нечего, только лежать в кровати (которая, кстати, уже не казалась мне ребрами скелета) и выздоравливать. Каждый вечер Грегор приносил мне новые книги, а однажды даже протащил украдкой пару банок пива. Потому что (как он сам объяснил, озорно сверкнув глазами) был в душе немножко бунтарь. Я охотно подтвердил данный факт.

Выписали меня через неделю, и Грегор отпросился на час с работы, чтобы отвезти меня домой. Из крепости не доносилось ни звука. Обычно это ничего не значило (может Марианн Энгел пошла прогуляться или готовилась к работе на новой каменной плите), однако у меня было дурное предчувствие. Я даже не стал заходить в ее спальню, сразу пошел вниз.

Хотя я прожил с Марианн Энгел много месяцев, все равно оказался не готов к тому, что увидел. Во-первых, было закончено три статуи: номера 8, 7 и 6. Учитывая, что я отсутствовал всего лишь неделю, а на каждую фигуру у нее уходило больше семидесяти часов, получалось, что работала она не только без перерывов, но еще и с большим рвением, чем всегда. В это я мог поверить с трудом.

Сейчас Марианн Энгел не работала и не спала на камне. Она сидела в центре, меж тремя вновь явленными химерами, вся покрытая каменной крошкой, что лишь подчеркивало крайнее истощение. Она была очень худа, когда я уехал в больницу, но теперь исхудала гораздо больше. Наверное, с тех пор совсем ничего не ела. Грудь вздымалась так тяжко, что каждый вздох превращался в маленькую победу, а кожа, некогда столь яркая и здоровая, теперь казалась натертой слоем тусклого парафина. Лицо было костлявым отражением прежнего облика, а глаза, под которыми залегли нечеловечески темные круги, теперь напоминали зияющие глазницы.

Багровый отблеск крови покрывал татуировку у нее на животе — средневековых очертаний крест; кровь сочилась из глубоких царапин. Правую руку она уронила на пол, и из ладони выпало окровавленное зубило, а пальцы казались совсем старушечьими, способными хрустнуть от малейшего усилия.

Поверх пылающего сердца на своей левой груди Марианн Энгел глубоко в собственной плоти вырезала мое имя.

Я ничуть не сомневаюсь, что Грегор Гнатюк хороший врач, но по работе он обычно только разговаривал с людьми, пытаясь распознать проблемы. Ну, пожалуй, иногда прописывал лекарства. Он не ожидал, что Марианн Энгел способна сделать с собой такое, и словно не верил в реальность увиденного — вероятно потому, что она давно уже из его пациентки превратилась в добрую знакомую. Не в силах абстрагироваться, он только моргал, как будто пытаясь заново настроить сбитый гироскоп в мозгу, но всякий раз, открыв глаза, изумлялся, что ничего не меняется.

Марианн Энгел подняла ко мне сияющее, эйфорическое лицо — в глазах слезы радости, не боли. В них застыло отрешенное изумление, словно от встречи с чудесным, не поддающимся описанию словами.

— Господь послал душе моей огонь! — Голос трепетал от восторга, а мое имя на груди все так же истекало кровью. — Сердце мое вспыхнуло любовью, и я совсем не замечала боли!

Грегор, несмотря на шок, оправился первым и побежал наверх, звонить в «Скорую помощь». Пока его не было, я пытался убедить Марианн Энгел посидеть тихо, но она все что-то лепетала.