Горгулья - Эндрю Дэвидсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы, — добавила Нэн, — лишнее доказательство, что и врачи сильно ошибаются. В какой-то момент я думала — вы сдались, а потом вы стали одним из наших самых старательных пациентов! А когда вы выписывались, я была уверена, что Марианн не сумеет за вами ухаживать.
Марианн Энгел вырезала статуи номер 13,12 и 11 (старуху с ослиными ушами; рогатого демона с высунутым языком и львиную голову со слоновьими бивнями), прерываясь лишь на несколько часов. Она уже сбросила набранные после Рождества килограммы; речь ее опять начала путаться. Фигура номер 10 явилась на свет примерно двадцатого марта.
Двадцать шестого я должен был ложиться на операцию. Но сначала требовалось придумать, что делать с Бугацой.
Дело было не только в том, что я сомневался в способности Марианн Энгел присмотреть за ней, когда она и о себе-то не могла позаботиться; собака (вот ведь пример животной эмпатии!) тоже теряла вес. Я подумал, не воспользоваться ли этим и не выманить ли резчицу из подвала на чувстве вины? И решил попробовать.
Я заставил ее прервать работу и выслушать мой ультиматум: если она и дальше намерена ваять в ущерб заботе о Бугаце, мне придется отдать собаку в питомник. (Я сказал это не просто для красного словца, так оно и было на самом деле.) Марианн Энгел перевела взгляд с меня на Бугацу и пожала плечами. А потом вернулась к работе над номером 9.
На полу обнаружилась большая куча какашек. Не моих.
Сколько я уже прожил в крепости, и ни разу Бугаца не гадила в доме. Мне достаточно противно столь подробно расписывать тут особенности ее стула, но есть два момента, о которых упомянуть необходимо: во-первых, стул был скорее жидкий, чем твердый; во-вторых, в нем были остатки непереваренных листьев.
В доме имелось одно-единственное растение — его принесла Джек. (Может, до меня здесь были и другие цветы, но все они пострадали от халатности ушедшей в резьбу Марианн Энгел.) При ближайшем рассмотрении стало понятно, что Бугаца жевала именно этот цветок. У него пропали почти все листья, а те, что остались, были обглоданы и носили следы ее зубов.
Я отыскал собаку внизу, в кабинете; она валялась на полу и часто дышала.
Я ободряюще погладил псину по спине, в пальцах остались клочья шерсти. Ребра Бугацы были такой летописью голода, что я ужаснулся: не худобе, но невероятности самого этого факта. В последние недели Бугаца съедала гораздо больше обычного; по правде сказать, она ела почти не переставая.
Я пошел в подвал. Нужно рассказать Марианн Энгел, что собака ее серьезно больна! Мне хотелось пристыдить ее и заставить поехать со мной в ветлечебницу. Но получилось не совсем так. Резчица сосредоточилась над тварью, в глазах которой читалось суровое предостережение: не подходи…
Но я все равно заговорил:
— С Бугацей что-то случилось. Она заболела.
Марианн Энгел непонимающе взглянула на меня как на пустое место. С пальцев на руке сочилась кровь — промахнулась долотом?
Красное пятнало лоб, который она только что вытерла.
— Что?
— У тебя кровь!
— Я терновая колючка на челе Христа.
— Нет, — возразил я, показывая жестом: — На запястье!
— А… — Она перевела взгляд; кровь капнула в раскрытую ладонь. — Совсем как роза…
— Ты меня слышишь? Бугаца заболела!
Она хотела было убрать с груди прядь волос, слипшуюся от пота и каменной пыли, но пальцы снова и снова ловили воздух. Расстояния воспринимались искаженно.
— Тогда иди в лазарет.
— В смысле, к ветеринару?
— Да. — Кровь сочилась на осколки камня под ногами. — К ветеринару.
— Дай-ка взгляну! — Я попытался взять ее за руку.
С внезапным ужасом в глазах Марианн Энгел замахнулась на меня стамеской. Лишь единственный раз прежде угрожала она мне физически — давно, на башне, когда швырнула в меня банку с кофе. Тогда я точно знал, что она целилась мимо, но сейчас явно готова была наброситься прямо на меня. Она как будто не осознавала, где она и кто я, и была готова на все, лишь бы продолжать работу.
Я попятился, машинально вскинул руки, как бывает, когда хочешь показать, что не имел в виду ничего такого.
— Ведь это твоя собака, Марианн!.. Поедем с нами? Со мной и твоей собакой Бугацей?
Имя что-то затронуло в ее памяти. Сгорбленные плечи чуть расслабились, она вздохнула. А самое главное, опустила свое оружие и страх исчез из глаз.
— Нет.
В голосе ее не было злости, но и сожаления тоже не было. Он звучал глухо и тускло, без намека на всякое сострадание. Не слова — лишь эхо.
И не успел я занести ногу над ступенькой, как Марианн Энгел снова полностью переключилась на камень.
Ветеринаром оказалась пухлая женщина по имени Шерил, рыжеволосая и ясноглазая, быть может, ирландских кровей. Первым делом она поинтересовалась, отчего я так выгляжу, и это было гораздо лучше, чем притворяться, будто в моей внешности нет ничего особенного.
— Попал в аварию.
— Понятно…Итак, когда вы стали замечать проблемы с… э-э… — она взглянула на карточку, которую заполнили в приемной, — с Бугацей? Это греческая выпечка такая, да?
— Ага. Цвет похож. Утром я заметил на полу следы диареи, а еще она, кажется, жевала листья.
— Ясно, — кивнула Шерил. — У нее всегда такая шерсть? Совсем не блестит.
— Вы правы, — подтвердил я. — И на ощупь жирнее, чем обычно. Проблемы начались недавно, но сегодня утром все резко ухудшилось. Собака явно теряет в весе.
Ветеринар спросила, а как с энергичностью, и я ответил, что плохо. Потом она сделала несколько анализов, посветила Бугаце фонариком в пасть и в глаза. Собака вяло подтявкивала. Я спросил, что с ней.
— Тут, кажется, мягко? — пробормотала Шерил, нажимая Бугаце на живот, и сама себе ответила: — Но как будто не болит… Были в кале следы непереваренного жира?
Кто — кроме ветеринаров! — может знать, как выглядит непереваренный жир в собачьих какашках? Я заявил, что позабыл проделать химический анализ перед обращением в лечебницу, и точно сказать не могу. Шерил нахмурилась и, подняв Бугаце хвост, стала разглядывать собачий анус.
— Она ела свои экскременты?
— О Господи! — Шерил снова ждала от меня каких-то неоправданных наблюдательных способностей. — Не знаю! Не исключено…
— Я не смогу наверняка понять, — произнесла Шерил, — без дальнейших анализов. Вы согласны оставить собаку в больнице на день или два?
Время было неподходящее, чтобы объяснять, что Бугаца не моя собака, и я просто подмахнул все бумаги. Поинтересовался, насколько болезненные будут процедуры, но доктор оскорбилась.
— Мы животных не мучаем!
Я наказал собаке вести себя хорошо, а она вывалила язык и лизнула мою руку. Некоторые люди принимают это за знак обожания, но я наверняка знаю, что собаки так слизывают соль.