Александрийское звено - Стив Берри

Тела двух передних стрелков завертелись и рухнули на асфальт. Стефани обернулась. Задняя машина разворачивалась, пытаясь ретироваться. Вертолет завис в воздухе примерно в пятидесяти футах над ней. На шоссе лицом вниз лежал один из нападавших.

Открылась боковая дверца невесть откуда взявшейся машины, и из нее выскочил мужчина с автоматом в руке. Вертолет летел параллельно с пытающимся скрыться «фордом». Стефани видела, что по ним стреляют, но не слышала выстрелов. Внезапно «форд» вильнул и врезался в дерево.

Двое мужчин, лежавших впереди на асфальте, истекали кровью.

Она открыла дверь джипа.

— Все целы? — послышался рядом с ней мужской голос.

Стефани повернула голову. Рядом с соседней машиной стоял агент секретной службы, которого она впервые увидела в аэрокосмическом музее.

— Да, мы в порядке.

Зазвонил ее сотовый телефон. Она схватила трубку и нажала кнопку соединения.

— Я подумал, что, возможно, вам не помешает помощь, — сказал Дэниелс на другом конце линии.

Сейбр следом за Хранителем вышел из трапезной, и они двинулись по лабиринту безмолвных строений. На неровной улице лежали тени, отбрасываемые их крышами. «Город-призрак, — подумал он. — Мертвый и все же живой».

Они вошли в другую постройку, где располагался туалет со свинцовым полом. Вода в унитаз подавалась из жестяного бачка под потолком. Сейбр решил, что медлить дальше нельзя. Достав пистолет, который прихватил еще в португальском монастыре, он вышел из туалета и направил оружие в лицо своего проводника.

— В библиотеку!

— Вы не являетесь Приглашенным.

— А как насчет этого? Будешь кобениться — я прострелю тебе голову и потом найду дорогу сам.

Молодой мужчина выглядел скорее удивленным, нежели напуганным.

— Что ж, следуйте за мной.

Вена

Херманн очень скоро выяснил, что Торвальдсен отправился в schmetterlinghaus. Шеф его службы безопасности, грузный мужчина с темно-оливковой кожей и непомерными амбициями, следовал за хозяином, словно собачий хвост. Хозяин поместья не хотел привлекать внимание гостей, поэтому шел неторопливо, улыбаясь и радушно приветствуя членов ордена, гуляющих в розовом саду у дома.

Он был рад, что Торвальдсен пошел именно в Дом бабочек, расположенный в глубине территории. Там проблему можно будет решить тихо и незаметно. А это было именно то, чего он хотел.

Сквозь листья растений и стеклянные стены оранжереи Торвальдсен увидел приближение хозяина дома и обратил внимание на его решительную походку и насупленное лицо. Узнал он и австрийца — начальника охраны.

— Гари, к нам пожаловал мистер Херманн. Уходи в дальний конец оранжереи и спрячься в гуще растений. Он, вероятнее всего, находится в скверном настроении, и нам предстоит неприятный разговор. Я не хочу, чтобы ты выходил до тех пор, пока я тебя не позову. Ты можешь сделать это для меня?

Понятливый мальчик кивнул.

— Так иди же и сиди тихо.

Гари побежал по тропинке, тянущейся посередине искусственно созданных джунглей, и вскоре исчез в листве.

Херманн остановился перед входом в Дом бабочек.

— Оставайся здесь, — приказал он шефу своей охраны, — и проследи за тем, чтобы меня никто не беспокоил.

Затем он распахнул дверь и откинул в сторону занавеску. В теплом воздухе зигзагами летали бабочки, хотя обычное музыкальное сопровождение пока не было включено. Торвальдсен расположился в одном из кресел, в которых всего пару дней назад сидели сам Херманн и Сейбр. Херманн сразу же увидел письма — и вытащил из кармана пистолет.

— У тебя находится то, что принадлежит мне, — жестким тоном произнес он.

— Действительно. А ты, судя по всему, хочешь получить это обратно.

— Это уже не смешно, Хенрик.

— У меня твоя дочь.

— Я решил, что вполне могу обойтись без нее.

— Наверняка можешь. Интересно, знает ли об этом она сама.

— У меня в отличие от тебя хотя бы есть наследник.

Эта реплика больно резанула датчанина по сердцу.

— Тебе стало легче после того, как ты это сказал?

— Намного легче. Но, как ты сам прекрасно понимаешь, после моей смерти Маргарет развалила бы все созданное мной.

— Может, она пошла в свою мать? Та, насколько я помню, тоже была эмоциональной женщиной.

— Во многом это так. Но я не позволю Маргарет встать на пути к нашему успеху. Если хочешь убить ее, валяй, не стесняйся. Но мне нужна моя собственность.

Торвальдсен помахал в воздухе письмами.

— Ты, очевидно, читал это?

— Много раз.

— Ты всегда отзывался о Библии весьма негативно, причем твоя критика была аргументирована и, должен признать, убедительна. — Торвальдсен помолчал. — Я много думал. На нашей планете живет два миллиарда христиан, чуть меньше миллиарда мусульман и примерно пятнадцать миллионов евреев. То, что написано на этих страницах, разозлит их всех.

— В этом заключается коренной порок любой религии. Она не испытывает уважения к истине, ее заботит не то, что является реальным на самом деле, а лишь то, что она может выдать за реальность.

Торвальдсен усмехнулся.

— Христиане узнают, что их Библия сфальсифицирована от начала до конца. Евреи выяснят, что Ветхий Завет является летописью их предков, которые жили, оказывается, вовсе не в Палестине. А мусульмане столкнутся с жутким фактом, что их священные земли, самые святые места, когда-то являлись родиной евреев.

— У меня нет на все это времени, Хенрик. Верни мне письма, а потом шеф моей охраны выпроводит тебя из поместья.

— И как ты объяснишь мой отъезд остальным членам ордена?

— Тебя срочно вызвали в Данию по неотложным делам бизнеса. — Херманн огляделся. — Где сын Малоуна?

Торвальдсен пожал плечами.

— Развлекается где-нибудь на территории поместья. Я велел ему держаться подальше от неприятностей.

— Ты бы лучше самому себе это посоветовал. Я знаю о твоих связях с Израилем, и, полагаю, ты уже сообщил своим тамошним друзьям о том, что мы планируем. Но они наверняка знают о том, что мы охотимся за Александрийской библиотекой — так же, как и они сами. Они пытались помешать нам, но пока у них ничего не получалось, а теперь уже слишком поздно.

— Ты возлагаешь слишком большие надежды на своего наемника. Как бы он не разочаровал тебя.

Херманн не мог проявить неуверенность, которая на самом деле гнездилась в его душе, поэтому он бесстрастным тоном заявил:

— Этого не случится никогда.