Избави нас от зла - Том Холланд

карета продолжила свой путь по направлению к Мортлейку. Миледи высунулась из окна, чтобы удостовериться в том, что они едут достаточно быстро, потом снова откинулась на сиденье, но ей никак не удавалось взять себя в руки. Роберт вспомнил, как она тревожилась, когда они ехали к Маркизе в самый первый раз, и его стал мучить вопрос, какие же воспоминания будит в ней дом Маркизы.

— Я никогда не была близко знакома с доктором Ди, — внезапно заговорила Миледи.

Казалось, ее голос изменился, почти незаметно, и все же Роберту, который так хорошо ее знал, это было очевидно. Раз или два он замечал за ней это и прежде.

— В таких кругах вращался Лайтборн, — продолжала она. — Он завел эти знакомства за несколько лет до того, как я с ним встретилась. Он слыл другом еретиков и шпионов — опасным мужчиной. Вот почему я его полюбила. Я была очень молода, а он, как мне казалось, обещал целый мир бесконечного наслаждения.

Миледи помолчала, потом горько рассмеялась.

— Действительно бесконечного!

— Как вы с ним встретились? — спросил Роберт.

— В Саутуоркской таверне, — ответила она, — или, вернее, в борделе. Тогда я еще не носила титул Миледи. Моя мать была проституткой. Она умерла, когда я была еще очень юной. Хозяйка борделя, вместо того чтобы вышвырнуть меня на улицу, заставила прислуживать другим проституткам, убирать их комнаты и чинить их платье. Я думала, что она делала это из любви к моей матери. Только позже я поняла, каковы были ее истинные мотивы. Я…

Миледи замолчала и раскрыла веер. Она стала помахивать им, словно желая остудить разливавшийся по щекам румянец.

— Я никогда не забуду, — продолжила она свой рассказ, — тот первый раз. Я даже не понимала, что со мной произошло. Я была еще совсем ребенком. Я не могла себе представить, несмотря на то что вся моя жизнь прошла в борделе, что такие вкусы — такие странные вкусы — могут быть у кого-то из мужчин.

Роберт заглянул в глубину золота ее глаз. Теперь они были совершенно чистыми, но он вспомнил стоявшие в них слезы в тот раз, когда он вглядывался в эти глаза впервые, когда она баюкала его на своих коленях, увозя из Стонхенджа. Внезапно его охватило чувство стыда — ведь он никогда не спрашивал ее о причине тех слез. Но даже сейчас, глядя на нее, он не мог поверить, что Миледи, удивительная красавица Миледи, могла тогда догадаться, какие страдания выпали на его долю…

На ее лице появилась добродушная усмешка.

— Вам трудно это вообразить? — спросила она, словно прочитав его мысли.

Она взяла его за руку.

— Когда я была маленькой девочкой, — снова заговорила она, продолжая смеяться и в то же время едва сдерживая слезы, — мне не верилось, что взрослые когда-то были детьми.

Роберт медленно, почти оцепенело, кивнул головой.

— Такое ощущение было и у меня, — прошептал он, — когда я смотрел на вас.

Внезапно Роберт понял, что это ощущение не покидало его и сейчас. Миледи была слишком далека от той маленькой девочки, лицо которой он был не в силах вообразить хотя бы на мгновение. Он наклонился и сжал ей обе руки.

— Что случилось потом? — спросил он. — Каким образом изменилась ваша судьба?

— Лайтборн, — сухо ответила она. — Однажды вечером он пришел туда с друзьями. Я не видела его прежде. Как мне позднее стало известно, у него не было большого интереса к девицам. Полагаю, он заявился в бордель только для того, чтобы выпить. Меня заставили прислуживать ему. И все же что-то — я видела это в его глазах — что-то заинтересовало его во мне. Возможно, он разглядел детское лицо под моим макияжем взрослой женщины, и это заинтриговало его. Он всегда был большим знатоком страданий, а такому человеку было нетрудно разглядеть мой страх и стыд. Какой бы ни была причина… назавтра вечером он был там снова, пришел и на следующий вечер, а поутру увел меня из борделя. Лайтборн объяснил мне, что он поэт и что он готовит представление в доме одного патрона. Мне он предназначил в своей пьесе роль Венеры. Я спросила, почему он выбрал меня. Он поцеловал мне руку и ответил без всякой насмешки, что моя красота делает меня достойной воплотить на сцене богиню любви, что такое лицо и фигура, как у меня, могут принадлежать только бессмертному существу.

Я выучила текст, сыграла свою роль и, когда все закончилось, вернулась в бордель. На следующей неделе Лайтборн снова пришел за мной. На этот раз моей героиней была томящаяся от любви гречанка. Я подумала, что он смеется надо мной, предлагая сыграть роль девственницы штатной проститутке. Но он снова только поцеловал меня, и ничего больше. У меня создалось ощущение, что в его поведении не было ни презрения, ни настойчивости, ни принуждения. После представления меня не отправили обратно в бордель, а отвели в апартаменты Лайтборна. Он сказал мне, что теперь я работаю у него. Я знала, что ему пришлось выкупить меня, поэтому прислуживала ему верой и правдой и действительно была почти рабски предана. Он никогда не обращался со мной жестоко, никогда не опускался до низменных страстей, хотя время от времени целовал меня и ласкал, даже не пытаясь снять с меня одежду. Дальше этого его внимание ко мне не простиралось. Я продолжала принимать участие в различных его постановках. Иногда мне приходилось выступать и в совершенно ином амплуа. Мне доставляла все большее удовольствие возможность сопровождать Лайтборна в такие дома, где он не давал своих представлений. На таких сборищах я училась вести себя так, будто была его дамой сердца или женой, чтобы он мог посадить меня себе на колени и, как он говорил мне, поиграть моими локонами или как бы в задумчивости прикоснуться к моему лицу и повторить пальцем его овал.

— На таких сборищах, — спросил Роберт, — вы и встретились с доктором Ди?

Миледи кивнула.

— Да, и с Маркизой тоже, в том самом доме, куда мы сейчас едем. В тот вечер было много споров на опасные темы: о магии, душах, продаже души. Лайтборн, казалось, был одержим мыслью о бессмертии, о том, какие удовольствия оно приносит, но также и об угрозах, которые оно таит в себе. Более всего он говорил об одиночестве, о том, что бессмертие обрекает на невозможность любить и вечное пребывание наедине с самим собой. Внезапно я поняла, что он не шутил, как обычно, а действительно верил в возможность не умереть никогда. И я почувствовала, как кровь стала стынуть в моих венах