Избави нас от зла - Том Холланд

Той же ночью они вышли из дома вместе. Лайтборн повел его по темным улицам к видимым издалека громадным кострам. Чем ближе они подходили к источнику высоких языков пламени, тем удушливее становился сладковатый запах и тем отчетливее слышались вопли и стоны.

— Плоть Лондона гниет на его костях, — шепотом заговорил Лайтборн. — Если бы не опасность подхватить заразу, я по-настоящему полюбил бы это время. Посмотрите, с какой жадностью леди Смерть рвет своими когтями сердце города.

Он повернул за угол и сделал жест рукой. Роберт, последовавший за ним, увидел впереди яму, подобную той, что была вырыта возле церкви Сент-Джайлз, но в десятки раз больше. Одного взгляда на множество сваленных в нее трупов, степень крайнего разложения которых хорошо была видна в свете окружавших яму громадных костров, было достаточно, чтобы поверить в приближение Апокалипсиса. Он вспомнил рассказ Паши о том, как чума в Богемии была остановлена обдиранием плоти с костей. Теперь это уже не поможет, думал он, оглядываясь кругом. Ему показалось, что он стоит на краю общей могилы человечества.

Однако Лайтборна это, похоже, не беспокоило. Роберт увидел, что он прыгнул в яму. Там среди останков копошились люди. Одни крепко обнимали трупы некогда любимых, громко рыдая и обливаясь слезами, другие перерывали зловонные кучи так же, как Роберт рылся в останках, надеясь отыскать труп Эмили. Лайтборн подходил то к одному, то к другому из этих людей, о чем-то шептался с ними, затем наносил им легкие царапины, прижимал к ране кончик пальца и пробовал кровь. Наконец он выбрался из ямы и поспешил вернуться к Роберту.

— Эти идиоты почти поверили, что я врач, — шепнул он, — и что у меня есть надежное лекарство от чумы. Постарайтесь хорошо сыграть свою роль, Ловелас. Убедите их, что я не солгал им.

Он повернулся к женщине и паре мужчин, стоявшим за его спиной, и галантно поклонился. Их глаза были красными, взгляды обезумели от горя.

— Ваше лекарство, — крикнула женщина, — поможет оно спасти моего ребенка?

— Несомненно, — ответил Лайтборн и жестом подозвал к себе Роберта. — Вы видите, как оно помогло моему доброму другу. Скажите им, Ловелас. Скажите им, что это так.

Роберт молчал. Он смотрел на несчастную женщину. В выражении ее лица смешались страдание и надежда.

— У меня было шестеро детей, — заговорила она сквозь слезы, — теперь остался только один ребенок. Пожалуйста, скажите, сэр, докажите, что лекарство может помочь!

Роберт по-прежнему не раскрывал рта. Он закрыл глаза, и ему сразу же представилась Миледи, свернувшаяся калачиком на подушках. Потом в его воображении возникло разложившееся от долгой болезни тело, которое швыряют в яму. Он кивнул.

— Да, — медленно заговорил он, встретив взгляд женщины. — Да, клянусь вам, это лекарство, несомненно, излечит вашего ребенка.

Лайтборн ухмыльнулся.

— Браво, — шепнул он. — Вам позавидовали бы самые отъявленные лицемеры.

Он взял Роберта под руку и повел обратно. Следом за ними шли двое мужчин и женщина. Войдя в дом, он поднялся по лестнице и довел несчастных до спальни Миледи.

— Входите, — шепнул он, — там вы найдете конец всем своим бедам.

Женщина вытаращила на него широко открытые глаза, затем вбежала в комнату. Оба мужчины последовали за ней. Роберт слышал приглушенный топот их шагов по коврам, а потом все стихло.

— Войдем и посмотрим, — прошептал Лайтборн, взяв Роберта под руку. — Надо удостовериться, принимает ли Миледи свое лекарство.

Роберт вошел в спальню. Двое мужчин стояли, окаменев, обхватив руками головы, дико вытаращив глаза, словно парализованные страхом какого-то ночного кошмара. Женщина стонала, упав на колени. Миледи сверлила ее пристальным взглядом. Она уже не лежала, свернувшись калачиком, но по-прежнему походила на кошку, правда теперь насторожившуюся, следившую горящими глазами за своей жертвой. Внезапно она метнулась вперед, и Роберт увидел в ее руке кинжал. Кончик лезвия вонзился в горло женщины, из раны вырвалась рубиновая дуга. Миледи застонала от удовольствия, ощутив капли этого кровавого душа на своем лице. Она слизнула одну каплю и стала смаковать влагу на языке. Другие она стала втирать в кожу лица, легонько постукивая пальцами по щекам. Потом она обняла женщину и, зажмурив глаза, принялась лакать прямо из раны на ее горле. Кровь лилась теперь медленным густым потоком, и Миледи почувствовала, как она начала пропитывать ее сорочку. Восторг этого ощущения сделал ее дыхание прерывистым. Она дышала все чаще и чаще, извиваясь из стороны в сторону, пока груди и живот не стали липкими от загустевшей крови. Когда она подняла наконец глаза, в ее взгляде читалась ленивая истома отупения, вызванного удовольствием.

— Теперь мне лучше, — прошептала она. — Да, я чувствую себя лучше.

Она тяжело перевела дух, словно старалась удержать в себе прилив охватившего ее экстаза, и оглядела комнату. По ее лицу пробежала тень ужаса, и она ткнула пальцем в сторону Роберта.

— Вы обещали, Лайтборн… Без него… Не в таком…

Лайтборн насмешливо улыбнулся.

— Но именно Ловелас, Миледи, помог доставить вам это лекарство.

— Нет…

Миледи едва заметно тряхнула головой, потом сжала ладонями свои груди и стала осторожно массировать их. Она поглаживала пальцами запекшуюся кровь и казалась совершенно потерянной, но потом осторожно приложила один из пальцев к языку.

— Не в таком… — повторила она с тяжелым вздохом, и все ее тело напряглось, словно противясь испытываемому удовольствию.

Но обе следующие жертвы уже стояли перед ней на коленях, откинув назад головы и подставляя незащищенные горла.

— Вы обещали… нет!.. — прошептала Миледи.

Она полоснула ножом. В ее глазах горело золото ада, зубы сияли словно два безупречно ровных ряда острых как бритва жемчужин. Она вонзила их в горло одного из мужчин и стала жадно глотать его кровь. Как и прежде, восторг все больше и больше учащал ее дыхание.

— Нет, нет, — продолжала она стонать, уже снова начав извиваться, но вскоре как будто растворилась в наслаждении, и крики восторга стихли.

Но Роберт уже перестал осознавать Миледи как отдельное от себя существо. Он становился ею. Натиск ее наслаждения начинал пульсировать в нем самом, а вместе с удовольствием приходило и ощущение боли. Она казалась такой сильной, как никогда прежде. Она поднималась из глубин его живота как что-то терзавшее его изнутри, что-то стремившееся вырваться наружу. И все, что он смог, прежде чем потерялся в головокружительном, ярко-красном водовороте этой невыносимой боли, только крикнуть Лайтборну, чтобы тот пошарил в кармане его плаща. Все заволокло туманом, и этот туман не рассеялся, пока он не почувствовал прижатое к губам горлышко бутылки и отвратительный вкус мумие, которое обожгло ему горло. Он открыл глаза. Сверху