Великий Ганнибал. "Враг у ворот!" - Яков Нерсесов

Подобными хитроумными поворотами в своей очень точно выстроенной речи Кунктатор дал всем понять, насколько опасно африканское побережье, и заодно напомнил собравшимся судьбу другого консула – Регула, который вторгся туда, и чем его поход закончился для Рима.

…Кстати, в противостоянии П.К. Сципиона-Младшего и К.Ф. Максима нельзя сбрасывать со счетов и полную противоположность их характеров. Чистейшее воплощение здравого смысла и разумности – К.Ф. Максим, будучи от природы крайне осторожным и недоверчивым, после 12 лет неудачных попыток изгнать Ганнибала из Италии стал и вовсе крайне нерешительным. Его пугало всякое прямое столкновение с врагом. Он с ужасом и презрением смотрел на неразумных и дерзких авантюристов типа Фламиния и Варрона. В то же время он весьма положительно относился к полководцам, которые, как и он, предпочитали добиваться успеха тем же путем, как и он, т. е. «поспешая, не спеша». И вдруг, когда он уже почти что закончил свой жизненный путь, появился некий «молодчик» Корнелий и начинает творить чудеса! Ему – убеленному благородными сединами и умудренному огромным жизненным опытом Фабию – абсолютно были непонятны дерзкие планы и рисковые тактические изыски удачливого молодца Публия. Хуже всего, что все задумки юнца Корнелия увенчивались успехом, тем более поразительным, что менее всего их можно было ожидать! Веселому повесе, «золотому юноше», этому «баловню судьбы», хоть и случайно, но… постоянно везло! Беспечный и склонный к разного рода развлечениям Публий действовал как бог на душу положит, но Капризная Девка по имени Фортуна явно благоволила к своему любимчику! Но не может так продолжаться вечно! Когда-нибудь удача отвернется от этого безрассудного юнца – «не всегда же безрассудство кончается счастливо!» – мрачно бормотал-брюзжал Кунктатор. Следовательно, если Рим пойдет вслед за безрассудным молодым человеком навстречу смертельной опасности, то их всех ждет величайшая катастрофа…

Озадачив своих коллег, Фабий резко перешел на «реальную» оценку деятельности молодого «триумфатора» Сципиона.

…Его вопрос звучал неожиданно грубо: что же такого значительного Сципион совершил в Испании?!

Да, он сумел возглавить армию, которая уже находилась там, к тому же обученная его покойными отцом и дядей.

Да, он взял Новый Карфаген – когда там не было ни одной из трех вражеских армий.

На что же он рассчитывает, ставя под угрозу судьбу Рима своим походом в Африку, когда ни один порт, ни один плацдарм и ни одна дружеская армия не ждет его там?!

На союз с африканскими царьками?!

Но в Испании его иберийские союзники, случалось, подводили его, а римские легионеры просто бунтовали!

Высадившись в Африке, он объединит против себя всю страну, все внутренние споры будут тут же забыты перед лицом внешнего врага!

Даже если Ганнибал вернется – насколько хуже будет иметь его близ Карфагена, поддержанного всей Африкой, чем с остатком войск в Южной Италии!

Высказываясь против похода в Африку, Фабий аргументированно и настойчиво подчеркивал, что за 12 лет изнурительной войны с Ганнибалом сельское хозяйство Италии пришло в упадок, что на алтарь победы уже принесено слишком много жертв. По его твердому убеждению, вместо всяких рискованных авантюр следует напрячь все оставшиеся силы и поскорее изгнать Ганнибала с италийской земли, тем более что его уже удалось вытеснить к самому морю и вынудить защищаться.

Нельзя захватывать чужую страну, не освободив прежде всего свою родину!!!

Так доходчиво и лаконично завершил свою речь человек с репутацией «единственного мужа», который своим промедлением уже однажды спас Отечество!

…Между прочим, пламенная речь Фабия выдавала не только зависть очень старого и всеми уважаемого человека к военной славе такого молодого и крайне удачливого Сципиона (что было – то было: Спаситель Отечества вовсе не желал при жизни уйти в тень Победителя Ганнибала!), но и глубокое беспокойство того слоя римских политиков, чьи интересы выражал старик-сенатор. Он интуитивно (инстинктивно?) ощущал, что за фигурой этого везучего юнца-победителя вырисовывается совершенно новый тип римского политика, все более и более склонного к опоре на простой народ и… армию! Ведь до Рима докатилась молва о тех высоких почестях, которые Сципион получил от своих солдат за победы в Испании. Подобный «отец солдат» становился опасен для римского общества, поскольку боготворившая его грубая солдатня готова по одному его жесту «порвать всех и вся»! Возможно, старый Квинт и был прав в своих опасениях, но время рисковых Суллы и Цезаря, готовых взять власть в Риме, опершись на свои закаленные легионы, еще было далеко, очень далеко! И победоносный Сципион-Младший мог быть лишь отчасти отдаленной предтечей властолюбивых вершителей судеб Рима I в. до н. э. Поговаривали, что Фабий и стоявшие за ним политические круги вроде бы не поддерживали идеи расширения границ римского государства, тогда как Сципион открыто провозглашал политику экспансии и подчинения Риму все новых и новых территорий. Он выводил Рим в море, в богатый, торговый мир Средиземноморья, чьим хозяином он со временем должен был стать (и станет спустя всего лишь столетие)!

Сделав небольшую паузу после своей «обвинительной» речи, Квинт Фабий задал всем присутствующим один-единственный вопрос:

…Действует ли Публий Корнелий Сципион на пользу государству или ради собственной корысти?!

«По моему глубокому убеждению, – подытожил он, – Публий Корнелий Сципион выбран консулом ради республики, а не ради него самого!

Наши армии набраны и снаряжены для защиты Рима и Италии, а не для того, чтобы консулы могли, как самовластные тираны, перебрасывать войска куда им заблагорассудится ради собственной славы и амбиций!

И, наконец, там, где Ганнибал, там и центр Ганнибаловой войны!»…

Несмотря на несомненную досаду и даже злобу, сквозившие в словах Фабия Максима, они не были лишены смысла. Это была сильная речь человека, чей авторитет значил для римлян очень много.

Особое впечатление она, естественно, произвела на тех сенаторов, кто был в возрасте.

Ситуация осложнилась еще и тем, что, увидев неизбежность римской экспедиции в Африку, Кунктатор начал сугубо «подковерную борьбу». Лишь бы только командование не досталось ненавистному ему Сципиону, Фабий Максим стал подбивать коллегу последнего по консулату Лициния Красса все-таки поехать в Африку вместо удачливого Корнелия. Но тому хватило ума «не идти наперекор» истории, и он наотрез отверг предложение Медлителя и продолжал поддерживать Публия Корнелия Сципиона-Младшего.

Когда настал момент ответной речи, то большинство было явно против молодого и удачливого Публия Корнелия Сципиона-Младшего.

…Кстати, Публий Корнелий Сципион-Младший едва ли не единственный из всех римских политиков понял, что на самом деле врагом Рима был Карфаген, т. е. город, а не Ганнибал, т. е. человек. Он так же четко осознавал, куда вела Римское государство политика старых лидеров. Удовлетворенные победами в Испании и у Метавра, они позволяли Ганнибалу удерживать его позиции на юге Италии. Подсознательно они считали, что его невозможно заставить уйти. Они думали только о том, как защитить себя от него. И Карфаген оставался нетронутым. Еще год, два или на худой конец – пять, и они неизбежно начнут мирные переговоры с человеком, который уже более 12 лет угрожает суверенитету Рима…