Врангель - Борис Соколов

«…В гражданских учреждениях… сильно развит бюрократизм, работа идет по шаблону, лишь в известные часы, творчества вкладывается мало, нужды населения встречают мало отзывчивости.

Приказываю это прекратить и помнить, что мы живем в эпоху, когда лихорадочная работа должна вестись всеми, и что, если меня будят в ТРИ часа ночи, то в ПЯТЬ часов той же ночи мой Начальник Штаба уже выполнил всё, что касается поднятого вопроса.

Вообще должен подчеркнуть, что военные учреждения в отношении работы далеко оставили позади гражданские органы, почему требую от последних наибольших усилий в своей деятельности.

Высшим Начальникам гражданских учреждений беспощадно удалять лиц, которые не могут возвыситься над простым пониманием старых бюрократических приемов и перейти к живой работе».

Петр Николаевич мыслил, что в идеале гражданские учреждения должны работать так же, как военные, где всё определяется приказами вышестоящих начальников, за неисполнение которых карают вплоть до расстрела. Но, разумеется, добиться подобной слаженности в деятельности гражданских учреждений, где процветала коррупция, главнокомандующему не удалось. У него не хватало кадров честных и квалифицированных работников для укомплектования правительственных учреждений. И расстреливать чиновников барон всё же не решался, понимая, что заменить их всё равно некем, а расстрелы гражданских служащих за плохую работу вызвали бы негативную реакцию в тылу.

Как Деникин, так и Врангель считали неуместным награждать за подвиги в войне, ведущейся против своего народа, русскими императорскими орденами. Поэтому вместо ордена производили в следующий чин, что привело к появлению многих молодых полковников и генералов, далеко не все из которых соответствовали по своему опыту и способностям высоким командным должностям. Поэтому 30 апреля Врангель учредил новый орден — Святого Николая. Он имел две степени, и «каждый воинский чин Белой армии, вне зависимости от своего ранга или должности, мог, за боевые отличия, быть удостоен награждением обеими степенями ордена». Наградным знаком ордена был железный крест.

Врангель хорошо понимал, что среди мер идеологического воздействия на подчиненные ему армию и население не последнюю роль играют средства массовой информации. 26 июня, отметив, что «правительственная политика не нуждается в особых мерах искусственного влияния на общественное мнение и настроение народной мысли, редко достигающих своей цели», он упразднил Центральное управление политической части и политические отделения при штабах корпусов, а отдел печати передал в ведение начальника гражданского управления. Барон считал: «Пусть судят власть по ее действиям». С

20 июля вместо прежних местных политических отделений были созданы представительства Южнорусского телеграфного агентства. Главой отдела печати был поставлен Г. В. Немирович-Данченко, позже его сменил Г. В. Вернадский.

По мнению Врангеля, в работе средств массовой информации «камертон давала севастопольская пресса: „Вечернее Слово“, редактируемое Бурнакиным, листок монархического оттенка, „Юг России“ под редакцией Аркадия Аверченко, газета умеренного направления, и „Крымский Вестник“, либеральничавший еврейский орган». Серьезного официального издания не было. Таковым стала «Великая Россия», редактируемая Чебышевым и Львовым.

Врангель разъяснил свою позицию по вопросу о цензуре печати редакторам крупнейших крымских газет:

«Предложив им чаю, я высказал большое удовлетворение видеть у себя представителей местной прессы, наиболее близко стоящей к органам правительственной власти, к голосу которой, конечно, прислушивается провинциальная печать.

— Некоторые из вас, господа, знают меня, вероятно, по прежней моей деятельности и знают, что я всегда был другом печати. Печатному слову я придаю исключительное значение особенно в настоящие дни, когда вся страна, весь народ не могут оставаться в стороне от событий, переживаемых родиной. Уважая чужие мнения, я не намерен стеснять печать независимо от ее направления, конечно, при условии, если это направление не будет дружественно нашим врагам. Вместе с тем я должен указать вам, что мы находимся в положении исключительном. Мы в осажденной крепости — противник не только угрожает нам с севера, но мы вынуждены нести охрану всего побережья, где можно ожидать высадок его отрядов».

В этих условиях, считал Врангель, невозможно обойтись без цензуры, причем она должна распространяться не только на военные вопросы, ибо отделить военную цензуру от общей невозможно во время всякой войны, а тем более гражданской, «где орудием борьбы являются не только пушки и ружья, но и идеи».

«Я не сомневаюсь, господа, в вашем патриотизме, — продолжил барон, — и очень бы хотел избавить вас от тех стеснений, которые мешают вашей работе. Вместе с тем, будучи ответствен за то дело, во главе которого стою, я вынужден принять меры для ограждения армии и населения, под защитой армии находящегося, от всего того, что могло бы им угрожать. Я предлагаю на ваше усмотрение два выхода: или сохранить существующий ныне порядок, причем я обещаю вам принять все меры к тому, чтобы упорядочить цензуру, чтобы подобрать соответствующий состав цензоров, или, освободив печать от цензуры, возложить всю ответственность на редакторов. В этом случае последние явятся ответственными перед судебной властью. В случае появления статей или заметок, наносящих вред делу нашей борьбы, они будут отвечать по законам военного времени, как за преступление военного характера. Должен обратить ваше внимание, что, по военным законам, действия, наносящие вред нам и служащие на пользу противника, караются весьма строго, вплоть до смертной казни. Обдумайте, господа, мое предложение и дайте мне ваш ответ».

Издателям явно не хотелось взваливать этот груз на свои плечи: «Первым подал голос редактор „Крымского Вестника“, поспешивший заявить, что, ввиду нашего исключительно тяжелого положения и учитывая все приведенные мною соображения, он готов признать вопрос об отмене цензуры несвоевременным; с ним согласился представитель редакции „Юга России“. Один Бурнакин (редактор „Вечернего слова“. — Б. С.) сказал, что готов принять ответственность за свой орган. После этой беседы вопрос об отмене цензуры на столбцах печати больше не обсуждался». Редакторы благоразумно предпочли, чтобы газеты выходили с цензурными пробелами, чтобы не «нести ответственность по законам военного времени» за публикацию материалов, которые могли счесть идущими на пользу врагу.

Цензура при Врангеле было более упорядоченной и либеральной, чем при Деникине. Но не обходилось и без курьезов. Однажды была запрещена официальная речь самого Врангеля как «слишком революционная», а в другой раз — заметка А. В. Кривошеина, якобы «подрывающая существующий государственный порядок».

В то же время был приостановлен выпуск не только левых изданий, но и черносотенных «Царь-колокола», обвинявшего правительство в демократизме, и ведшей погромную агитацию «Русской правды». Последняя напечатала 29 июня две статьи, по мнению Врангеля, «антисемитского направления». К нему почти одновременно пришли военные представители Соединенных Штатов и Франции с номерами газеты в руках и предупреждали о том неблагоприятном впечатлении, которое эти статьи неминуемо произведут на общественное мнение их стран. На следующий день Врангель опубликовал приказ: