Паутина преступлений. Тайна мистера Ридера - Эдгар Уоллес

– Ох и мозг у вас, мистер Леонард! Представить не могу, как вы все это в голове удерживаете! Если б я знал столько, сколько вы, я бы, наверное, свихнулся!

Лесть была груба, но грубая лесть эффективна. Мистер Лэйн Леонард поведал Лиджетту свой великолепный план по созданию золотого резерва; Лиджетту потребовалось три недели, чтобы понять – его наниматель говорит о реальном золоте. После чего Лиджетт стал предельно внимателен.

Мистер Леонард был прилежным прихожанином и неизменно посещал вечерние службы. Когда они были в Лондоне, Лиджетт зачастую сидел за рулем «роллс-ройса», припаркованного у церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, и бешено проклинал своего нанимателя за препятствование идеальным вечерним развлечениям. В Сохо располагался игорный клуб, ставший для мистера Лиджетта вторым домом, и как только его хозяин возвращался домой и отходил ко сну, Лиджетт, не теряя ни минуты, мчался к зеленому столу, за которым играли в шмен де фер.

Его наниматель был беспечным человеком, не замечавшим периодических пропаж пятифунтовых банкнот, а Лиджетту везло за столом, везло куда больше, чем почтенному джентльмену средних лет, которого он зачастую встречал «У датчанина Гарри» и который, похоже, приходил туда только проигрывать.

Однажды он занял у Лиджетта двадцать фунтов, с возвращением которых возникли определенные сложности. Джо Лиджетт захотел узнать о нем все возможное, и, по правде, упомянутый джентльмен ему очень нравился.

– Вам бы бросить эту игру, мистер. Не тот у вас склад ума, чтобы в нее играть.

– Вполне возможно, вполне возможно, – ледяным тоном ответил джентльмен.

Порой, в ранние утренние часы, юный кокни и его отчасти аристократичный друг отправлялись в круглосуточный ресторан, позавтракать перед расставанием; неудачливый игрок отправлялся на ранний поезд, увозящий его в пригород, а мистер Лиджетт должен был возвращаться к своим обязанностям шофера и камердинера.

В ходе доверительных разговоров с Лиджеттом мистер Леонард как-то упомянул своего шурина, преувеличивая его гениальность.

– Он был один из немногих, кто действительно понимал мои теории, Лиджетт, – сказал он в момент откровенности. – К несчастью, мы с ним поссорились из-за пустяка, и я много лет ничего о нем не слышал. Он отличный финансист, Лиджетт, просто отличный финансист! В последнее время меня все чаще посещает искушение связаться с ним, ведь только ему одному я могу доверить свою последнюю волю – на случай, если слова этого дьявольского врача имеют под собой хоть какое-то основание.

«Этим дьявольским врачом» являлся специалист с Харли-стрит, который сказал нечто весьма серьезное, – точнее, оно было бы серьезным, если бы мистер Леонард мог хотя бы мысленно уравнять себя с обычными смертными.

Со своей приемной дочерью он почти не виделся. Она была в школе, приезжала домой на скучные каникулы и выслушивала, ничего не понимая, длинные лекции мистера Леонарда о стоимости золота. Она видела, как строится первая сокровищница, изучала ее стальные двери, и мысль о хранилище слегка пугала ее. Девочка слышала, что все это ради нее, но так и не сумела поверить этому до конца.

Однажды с мистером Леонардом приключился обморок, длившийся целый час. Очнувшись, он послал за Лиджеттом.

– Лиджетт, я хочу, чтобы ты связался с мистером Дигби Олбудом, – сказал он. – У меня нет его адреса, но ты наверняка найдешь его в телефонной книге. Я так и не удосужился ее просмотреть.

Он объяснил, чего именно хотел от мистера Олбуда, и Лиджетт с интересом его выслушал, в то время как его подвижный мозг работал с величайшей быстротой. Дигби Олбуд должен был продолжить работу зятя, на несколько лет получив в свои руки право распоряжаться сказочным состоянием.

Лиджетт отправился проводить собственное расследование, размышляя, каким образом сумеет извлечь выгоду из неизбежно происходящих изменений.

Отыскать Дигби Олбуда было несложно, хотя он, похоже, дважды менял имя, а последнее его пристанище и вовсе оказалось безымянным. Изворотливый шофер вернулся в Сэвенвейс в крайней задумчивости. И обнаружил ожидающее его письмо, доставленное из Лондона, – жалкое, умоляющее, полубезумное послание, написанное на идеальном английском его проигравшимся немолодым другом.

У Джо Лиджетта появилась идея. Несколько дней спустя его хозяин достаточно оправился, чтобы вызвать шофера к себе для отчета о поисках Дигби Олбуда.

– Я хотел бы увидеться с ним, – слабым голосом сообщил Леонард. – Боюсь, дела мои совсем плохи, Лиджетт… Где ты?

– Я здесь, сэр, – сказал Лиджетт.

– Мне сложно это увидеть. Зрение меня подводит.

На следующее утро автомобиль привез найденного мистером Лиджеттом джентльмена. Он поднялся, изрядно нервничая, в спальню умирающего хозяина дома, где представился с жалким педантизмом юристу, которого мистер Леонард вызвал из Лондона. Он не любил юристов, но ситуация требовала квалифицированной юридической помощи.

– Это мой шурин, Дигби Олбуд…

Завещание было подписано и засвидетельствовано с определенными трудностями. Было вполне типично для мистера Лэйна Леонарда даже не послать за своей наследницей, не оставить никакого признания в теплой привязанности или прощальной записки. Наследница была для него лишь крючком, на котором должна была висеть картина его теории – формулировка которой принадлежала, к тому же, не ему.

О кончине мистера Леонарда девочку уведомило формальное письмо от нового опекуна в тот самый день, когда некий Ларри О’Райан решил начать свою криминальную карьеру.

Когда Ларри О’Райана выгнали из школы для мальчиков по обвинению в краже восьмидесяти пяти фунтов из комнаты мистера Фартингейла, он смог не просто очистить свое имя от обвинений, но и назвать настоящего преступника.

У него не было ни родителей, ни друзей, его обучение в школе поддерживалось лишь малым наследством, оставленным матерью. Будь банк Крида чуть более щедрым с его отцом, или если бы кредитный траст Пэнтона управлялся чуть честнее, или если бы Медуэй и Вестерн не форсировали продажи, Ларри был бы богат. Эти невероятные корпорации были патронами «Монарх секьюрити стил корпорэйшн», и неслучайно – у «Монарха» была монополия на определенный вид работ, – но об этом мы поговорим позже.

Он ненавидел школу, ненавидел самого напыщенного педагога, бывшего другом мистера Фартингейла и пользовавшегося его кабинетом, когда заведующий пансионом отсутствовал, – но он ничего не сказал. В конце концов, что значит его слово против слова воспитателя? Он воспринял свое исключение из школы как простой способ сбежать из неволи, был допрошен юристом, по совместительству своим же опекуном, и вытерпел все выражения ужаса и омерзения, которыми наградил его этот джентльмен.

Так или иначе, восемьдесят пять фунтов были возмещены: прежде чем покинуть школу, Ларри повидался с перепуганным вором и сказал ему несколько слов.

– Возможно, мне не поверят, – сказал он, – но я пойду к директору и скажу, что видел, войдя в кабинет, как вы открываете кассу с деньгами. Не знаю, зачем вам деньги, но люди, которые займутся расследованием, это выяснят.