История франков - Григорий Турский

В результате всего этого, после празднования мессы и когда король занял свое место на пиру, все слышали, как он сказал: «Горе еврейскому народу, злому, вероломному и готовому обмануть везде, где они участвуют! Они пели славу мне и льстили сегодня, призывая всех людей подчиниться мне, как своему господину, надеясь, что я отдам распоряжение, чтобы их синагогу, уничтоженную некоторое время тому назад христианами, снова восстановили на общественные средства. Я никогда этого не сделаю, потому что это противоречит воле Божьей».

Остается только удивляться мудрости прославленного короля. Сквозь лесть он разглядел намерения неверных, в результате, когда пришло время им подать прошение, они не смогли воспользоваться никакими преимуществами. Итак, когда пир подошел к концу, король Гунтрамн заговорил с присутствующими на нем епископами: «Прошу оказать мне благодеяние и благословить меня в моем собственном доме, дабы я, грешный, был спасен». Когда он высказался, все поблагодарили его, встали со своих мест, закончив пир.[194]

2. Когда же наступило утро, король отправился помолиться святыням. Он посетил и мое жилище, находившееся рядом с церковью Святого Авита, аббата, о котором я уже писал в своей книге о Чудесах. Я поднялся, чтобы приветствовать его, должен признаться, что я обрадовался, увидев его. Я произнес молитву и затем стал умолять его вкусить в моем доме святые дары блаженного Мартина. Он не отказался, пришел и вел себя самым дружелюбным образом. Причастившись, он пригласил меня разделить с ним трапезу, а затем ушел в радости.

В то время Бертрам, епископ Бордо, и Палладий из Сента страшно разгневали короля тем, что приняли у себя Гундовальда, как я уже рассказывал. Особенно пострадал от гнева короля епископ Палладий, который уже несколько раз пытался обмануть короля. Незадолго до этого обоих допрашивали их друзья епископы, а также вельможи короля, пытаясь понять, почему они поддерживали и рукоположили Фаустиана, когда Гундовальд обратился к ним со своей нелепой просьбой.

Епископ Палладий пытался снять вину с Бертрама, взяв ответственность на себя. «Больные глаза митрополита почти ничего не видели, – говорил он, – а меня, ограбленного и обобранного дочиста, насильно привели в храм, так что я был вынужден выполнить приказ этого человека, заявлявшего, что он получит власть над всей Галлией».

Когда о его словах доложили королю, он страшно разгневался, с трудом его уговорили пригласить Бертрама разделить с ним трапезу, хотя ранее он даже не встречался с ним. Когда же Бертрам вошел, король спросил: «Кто этот человек?» Ведь случилось так, что прошло много времени с тех пор, как он его видел.

«Спасибо тебе, отче, – заявил Гунтрамн, – за ту преданность, какую ты выказал нашему собственному дому. Должно быть, ты помнишь, дорогой отец, что ты наш кровный родственник со стороны моей матери, поэтому ты не должен был вводить в нашу семью этого мерзавца из чужих краев».

Бертраму пришлось выслушать его, равно как и другие порицания такого же рода. Затем король обратился к Палладию. «Мне не за что благодарить и тебя, епископ, – заметил он. – Трижды ты лгал мне, отправляя отчеты. В них содержалась всяческого рода недостоверная информация, что совершенно не подобает твоему статусу епископа. Ты писал мне письма, где отрицал, что ты совершаешь какие-либо дурные поступки, и одновременно отправлял совершенно иные письма моему брату. Пусть тебя рассудит Господь. Я же все время делаю то, что в моей власти, чтобы содействовать твоим интересам как Отца Церкви, но со своей стороны ты поступал по отношению ко мне самым предательским образом».

Затем он ответил епископам Никазию и Антидию: «Теперь ответьте мне, святые отцы, что вы когда-либо сделали ради пользы своей страны или ради безопасности моего царства». Они не смогли этого сделать. Затем король умыл руки, получил благословение от епископов, улыбаясь, уселся за стол с довольным видом, словно ничего им и не говорил.

3. В разгар пира король приказал мне передать моему дьякону, чтобы он запел. Дьякон был тем самым человеком, что накануне пел во время мессы респонсорий. Пока он пел, Гунтрамн дал мне второе поручение. Я оказался лично ответственным за то, чтобы каждый присутствующий епископ по очереди предоставлял дьякона из своей церкви, чтобы тот пел перед королем. Мне нужно было передать это распоряжение епископам. Впоследствии каждый из выбранных дьяконов пел респонсорий, стремясь проявить себя как можно лучше, а король его слушал.

Когда закончилась эта часть пира, король сказал: «Все блюда, что вы видите здесь, принадлежат предателю Муммолу. По милости Господа они теперь перешли ко мне. У меня было еще пятнадцать блюд, которые пошли в переплавку, все они были такими же огромными, как и то, что вы видите перед собой. Я сохранил только это блюдо вместе с другим, что весит сто семьдесят фунтов.

Жаль, что у меня только один сын, Хильдеберт. Со своей стороны, он должен быть доволен оставленными его отцом сокровищами и тем, что я недавно отправил ему его долю из сокровищ этого презренного Муммола, найденных в Авиньоне. Мне не остается ничего другого, как передать все остальное в пользу бедных и ваших церквей».[195]

4. Затем король продолжил: «Я прошу у вас только об одном, вы, святители Господа на земле, молитесь о том, чтобы Господь проявил милосердие к моему сыну Хильдеберту. Он – человек умный и способный, в течение многих лет среди его предшественников не встречалось такого благородного и деятельного человека.

Если Господь захочет передать ему власть над Галлией, то сохранится некая надежда на то, что мой род, теперь находящийся на грани вымирания, через него вновь обретет силу. Я же не сомневаюсь в том, что так и произойдет по милости Господа, поскольку таково было пророчество, когда родился этот мальчик.

В Пасхальное воскресенье, тот святой день, когда мой брат Сигиберт стоял в церкви, а дьякон выступил вперед со святым Евангелием, начав читать его, пришел посланец, чтобы увидеть Сигиберта, и в один голос с дьяконом, читавшим поучение, сказал примерно следующее: «У тебя родился сын». И все присутствующие сказали хором: «Да славится Господь на небесах».

Ребенка крестили в воскресенье, в Троицын день, а короновали в Рождество. Если теперь ваши молитвы станут сопровождать его, однажды он с помощью Господа замечательно станет править королевством».

Когда король Гунтрамн высказался, мы стали молиться о том, чтобы Своей милостью Господь защитил обоих королей. «Верно и то, – добавил король после некоторых раздумий, – что его мать Брунгильда угрожала убить меня, но теперь я ее не боюсь, ибо Господь, вырвавший меня из рук врагов, защитит и от ее козней».