David Bowie. Встречи и интервью - Шон Иган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разве английская психоделия не была сплошь Винни-Пух и чашечка чая?
Да. Если вспомнить Джона Пила и так далее, как читали Толкина… «И маленький гномик ушел прочь, топ-топ-топ». Это чертовы пластинки «для самых маленьких»! Где тут психоделия? «Ты устроился поудобнее?» Ха-ха! Все эти истории, которые Джон Пил читал на альбомах Марка Болана[111], — это полнейший детский сад, совершенно несерьезно. В этом не было ничего крутого и продвинутого, хотя нам в то время так почему-то казалось. Это было нелепо и страшно буржуазно.
Что скажете о другой разновидности рока? Школа Мика Джаггера — аутентичный дельта-блюз из субтропических болот Суррея?
Именно так. Эта школа — полная противоположность того, как я думаю о музыке. Меня восхищает эта способность овладеть мастерством, но это как гончар, который научился делать горшки в одном стиле, и он делает их и приближается к совершенству всю свою жизнь, и ему будет не стыдно свой горшок поставить рядом с этрусскими горшками, и так далее.
А у вас был бы какой горшок?
Что-нибудь, что продается в K-Mart! А-ха-ха-ха! Даже не знаю. В духе «платишь бабло — выбираешь, что хочешь». Я супермаркет, а не магазинчик при мастерской. О, я начал говорить смешные вещи! (Голос Питера Кука[112].) «Я не столько магазинчик на углу, сколько…»
Woolworths?
Woolworths. Смешно, мне в голову сразу приходит K-Mart. Но эти в Америке тоже есть. Когда я впервые сюда приехал, я не знал, что Woolworths — американский супермаркет. «О, гляди-ка, у них есть Woolies…» Ха-ха-ха!
На своем сайте вы — ведь вы Боуи — рекомендуете много книг, но, что удивительно — ведь вы Боуи, — книги, которые вы рекомендуете, нельзя назвать малоизвестными.
Да. Опять же мой выбор книг очень эклектичен. Я читал все, что написал Стивен Кинг. Обожаю Стивена Кинга. Он очень страшный. Но одновременно мне очень нравится Джулиан Барнс, а это совсем другой мир.
Первым настоящим писателем для меня был Джек Керуак, «В дороге», он дает тебе хороший стимул сбежать из Бромли, Пенджа, Сидкапа. И из Кройдона… проехать через всю Америку, добраться до Калифорнии и Биг-Сура, спуститься к Сан-Франциско… и ты думаешь: боже, я хочу так жить, я не хочу больше ходить до станции Бромли-Саут, садиться на эту сраную электричку до вокзала Виктория и работать в рекламном агентстве.
Если бы вы не делали это, кем бы вы были теперь?
Ха-ха! (Боуи обхватывает голову правой рукой и сует большой палец левой руки в рот.) Что вы имеете в виду? Какая-то другая жизнь вместо той, которая у меня есть? Думаю, есть два варианта. Во-первых, я был бы профессиональным художником, мне бы это очень понравилось. А во-вторых… Я не знаю, подходит ли здесь слово «библиотекарь». Что-то связанное с книгами и исследованиями. Я люблю копаться в книгах. Они мне нравятся как предметы, которые можно потрогать; мне ужасно нравится интернет, но я бы никогда не избавился от своей библиотеки. Жена и библиотека — вот две вещи, от которых я, наверное, никогда бы не отказался.
Ник Роуг недавно сказал, что вы «очень любите учиться» и что вы привезли кучу книг на съемки «Человека, который упал на Землю».
(Смущенно.) О господи. Но у меня было слишком много книг. Я взял на съемки четыреста книг. Я очень боялся оставлять их в Нью-Йорке, потому что я общался с некоторыми довольно опасными людьми и не хотел, чтобы кто-то из них прихватил мои книги. Ко мне домой вечно приходило слишком много дилеров…
Как вы выглядели в то время?
Вы смотрели видео, где я пою с Шер? Много лака на волосах… Я тогда решил, что пора завязывать с театральными костюмами и покупать одежду только в универсальных магазинах. Она на мне выглядела еще более дико, чем все, что делали для меня японские дизайнеры. Это был стиль упертой американской провинциальности. Яркие клетчатые пиджаки и клетчатые брюки. Я выглядел очень плохо. И очень нездорово. Очень больной и очень плохо одетый человек — вот как я выглядел.
Однажды я был у дилера, и входит Слай Стоун. Я с виду — стопроцентный американец из глубинки, но (смеется) с бело-красными волосами, приклеенными к скальпу «продуктом», как это теперь называется, раньше говорили «лак для волос». И вот он входит, смотрит на меня и говорит (иронично, голосом Слая Стоуна): «Ха! Вот уж он-то точно много употребляет». Я рассердился, потому что я на самом деле много употреблял! «Как ты смеешь! Я Дэвид Боуи! Я принимаю больше наркотиков, чем ты видел в своей жизни!» Было смешно, просто дико смешно. Мы потом встретились много лет спустя и с удовольствием вспоминали этот случай. Но мне это показалось просто оскорбительно. Я подумал: он судит меня по тому, как я одет! Это ли не смешно? Он думал: что это за лопух? Я ужасно рассердился. Я хотел сказать (задыхаясь, голосом Тони Хэнкока[113]): «Дай я расскажу тебе, сколько наркотиков я жру!»
Сколько наркотиков вы приняли в своей жизни?
О-о, пять… шесть! Я принимал все, от слоновьего транквилизатора[114] и далее по списку. Но это такая дурацкая, шаблонная история, я даже начинать не стану.
Это попадет в таблоиды. «Я принимал наркотики Слая Стоуна».
«Я продавал наркотики Слая Стоуна» — вот какая была бы история про меня. (Голосом репортера-кокни.) Облигаций ему было мало… он продает наркотики своим дружкам из числа современных рок-звезд…
Вы занятой человек — согласны?
Да… Наверное, я сменил зависимость от наркотиков на одержимость работой. Но я не сказал бы, что это что-то новое, я всегда был таким. Разница в том, что теперь у меня помимо работы есть и социальная жизнь. В молодости у меня было время только на работу, и это сделало меня настоящим отшельником. И надо сказать, если говорить упрощенно, что 70-е годы прошли для меня именно так, а в конце 70-х я начал потихоньку выходить из затворничества. Моя жизнь начала слегка меняться, когда я работал с Ино в Берлине, и, кажется, почти все 80-е годы ушли у меня на то, чтобы понять, чего я хочу от жизни.
Эта история пришла к своему чудесному завершению, когда я встретил Иман, — мне как будто вручили награду за принятые решения. Сперва я принял некоторые решения, а потом (смеется) мне как будто сказали: «Что ж, ты был хорошим мальчиком, поэтому вот как ты проведешь оставшуюся жизнь». Боже! Ха-ха! Вот мой главный урок. Больше я ничего не узнал, ничего. Но старик Боб (Дилан, надо полагать) был прав: теперь я знаю гораздо меньше, чем знал раньше. Но я тогда был гораздо старше, я теперь стал моложе.