Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917 - Юрий Фельштинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В специальной статье Троцкий рассматривал характер румыно-болгарских отношений после заключения Бухарестского мира[812]. Впрочем, это была не самостоятельная статья, а подробно комментируемое изложение брошюры одного из руководителей румынских социалистов Константина Доброджану-Геря[813] «Румыно-болгарский конфликт». Брошюра вышла в Силистре на румынском языке, которым, как видим, Троцкий овладел настолько, чтобы быстро прочитать её текст и сделать необходимые ему переводы. Впрочем, Троцкому мог помогать в этом деле Раковский.
Любопытно, что Доброджану-Геря был представлен читателям не как политический деятель, а как «виднейший румынский писатель» (на самом деле с художественной литературой он был связан слабо, подчас выступая с политизированными критическими статьями и рецензиями, а также работами по эстетике). Троцкий тем самым продолжал демонстрировать редакции «Киевской мысли» свою партийную неангажированность, журналистскую объективность и уж, во всяком случае, журналистскую осторожность. Но в то же время Троцкий неоднократно упоминал о том фактическом предательстве, которое высшие круги России совершили по отношению к Болгарии, став на сторону Сербии по соображениям высокой общеевропейской политики в тот период, когда назревала, а затем произошла Межсоюзническая война. Позиция и оценки Троцкого оказались намного ближе к действительности, нежели взгляды русских славянофилов, группировавшихся вокруг Милюкова.
Раковский стал главным героем статьи, посвящённой румынскому социалистическому движению[814]. Это был первый опыт Троцкого в передаче биографии Раковского. Позже к жизни и деятельности этой личности Троцкий будет возвращаться неоднократно. Пока же, отмечая, что толчок румынскому социал-демократическому движению дала революция 1905 г. в России, Троцкий писал, что незадолго до этого времени Раковский начал свою деятельность в Румынии и почти сразу же оказался во главе социалистической партии в силу своих личных политических и организационных качеств.
Иной характер носил обширный очерк «Поездка в Добруджу», написанный под влиянием общения с Раковским, по приглашению которого и была совершена эта поездка в живописный добруджанский город[815]. Из Бухареста в Констанцу Троцкий и Раковский ехали вместе поездом. На железнодорожной станции их встречал кучер из имения Раковского, в прошлом матрос броненосца «Потёмкин» Козленко. Очевидно, в связи с тем, что Раковский — видный социалистический лидер — был владельцем крупного сельскохозяйственного имения да ещё имел в качестве слуги бывшего «революционного моряка», Троцкий не называл героя своей статьи по имени. Из деликатной ситуации автор вышел просто, сказав только, что Козленко служил кучером «в имении матери моего приятеля, болгарского врача, с которым мы вместе совершали путешествие», хотя добруджанское имение было собственностью самого Раковского, полученной им по наследству.
Очерк содержал живое описание жилья Раковского возле города Мангалия: «Старый уездный дом, низкие двери, низкие потолки». Отмечалось, что в доме хранится единственный в своём роде архив по истории борьбы болгарского народа за национальную независимость.
Если иметь в виду черты характера Троцкого, которые складывались с юных лет, — эгоцентризм, высокомерное отношение к окружающим, трудный и почти невозможный процесс личного сближения с другими людьми, стремление всегда и во всех делах быть первым и демонстрировать это окружающим, просто поражает то чувство глубокого уважения и братской любви, можно сказать, даже почтения и почти восхищения, которое он испытывал по отношению к Раковскому. Вот лишь одно из описаний совместной прогулки по улице в Мангалии: «Мы проходим со своим другом и чичероне вдоль всей улицы, и я с почти мистическим удивлением гляжу, как он орудует в этом этническом и лингвистическом хаосе. Он поворачивает голову направо, налево, раскланивается, перебрасывается словами с одним столом, с другим, заглядывает в магазины, наводит хозяйственные справки, ведёт мимоходом политическую агитацию, собирает сведения для газетных статей, и всё это на полдюжине языков. В течение часа он без затруднений переходит десятки раз с румынского языка на болгарский, на русский, немецкий, турецкий — с приезжими колонистами и французский — с нотаблями».
Образ Раковского стал завершением цикла балканских наблюдений Троцкого. Столь тесных связей с Балканами у него уже не будет, хотя разного рода контакты ещё возникнут. Но на протяжении следующей более чем четверти века дружба с Раковским и совместное участие в политической деятельности будут важнейшей нитью связей Троцкого с Балканами. В предисловии к книге своих статей 1913 г., в которую было включено обширное письмо Раковского, Троцкий отметит: «Я должен указать, что в этой книге моему старому другу Х.Г. Раковскому принадлежит не только заключительное письмо. Бо́льшая часть глав книги писалась мною в Бухаресте или Добрудже при самом непосредственном участии Раковского, с которым вряд ли кто может сравниться в отношении знакомства со всеми особенностями политического развития стран Балканского полуострова. Исторической судьбе было уготовано, чтобы Раковский, болгарин по происхождению, француз и русский по общему политическому воспитанию, румынский гражданин по паспорту, неоднократно изгонявшийся из Румынии за свою непримиримую революционную деятельность, оказался главой правительства в Советской Украине, с которой у Румынии близкое соседство и неутешительные отношения»[816].
Корреспонденции Троцкого о Балканских войнах рассматривались в Болгарии того времени в качестве одного из немаловажных источников информации о том, как происходили события в действительности. В выпущенный уже в 1913 г. сборник материалов зарубежных журналистов о событиях 1-й Балканской войны были включены и выдержки из некоторых статей Троцкого[817]. По многим, но далеко не по всем вопросам позиция Троцкого в отношении Балканских войн была близка к оценкам болгарских «тесных» социалистов. Подобно Христо Кабакчиеву, Троцкий рассматривал 1-ю Балканскую войну как проявление стремления болгарского народа к достижению полной государственной самостоятельности в национальных исторических границах.