Ее худший кошмар - Бренда Новак

— Доктор Тэлбот? — раздался в трубку голос ее начальницы. — Алло? Вы меня слышите?

Эвелин прокашлялась.

— Да, я вас слышу. Как прошла свадьба?

— Я бы получила гораздо большее удовольствие, если бы мне нравился мой зять, — сказала она. — Желаю вам удачи в поиске новых кадров.

— Спасибо. А вам приятного возвращения домой.

Дженис положила трубку, а в следующий момент в кабинет Эвелин, все еще пребывавшей в состоянии шока, вошла Пенни.

— Пока вы разговаривали по телефону, звонил доктор Фицпатрик.

Эвелин невольно поморщилась.

— Только не говори, что он хотел поговорить со мной.

— Нет, он знал, что вы не захотите разговаривать с ним.

— Тогда что ему было нужно? Папки, которые он не взял с собой, или что-то еще?

— Он спрашивал, может ли он принести вам свои самые искренние извинения. Он также велел передать, что при первой же возможности уедет назад домой.

Благодарная Фицпатрику за то, что ему хватило порядочности признать свою неправоту, Эвелин кивнула.

— Спасибо, — ответила она и, прежде чем набрать номер детектива Грина, дождалась, когда Пенни выйдет в коридор.

— Теперь кредитка у вас? — спросила она у него без всякой преамбулы.

— Да, — ответил Грин. — Правда, теперь она нам не нужна. Гарзу уже не привлечь к ответу.

— По крайней мере родные его жертв будут знать, что это дело его рук и что его самого больше нет в живых. Это должно принести им пусть небольшое, но удовлетворение.

— Да, и сэкономить налогоплательщикам кучу денег. Я ваш должник, доктор Тэлбот. В один прекрасный день я непременно приеду к вам и посмотрю на ваш Ганноверский дом.

— Буду только рада.

— Я также хотел сказать, что дочь Элен ждет ребенка и планирует назвать дочь в вашу честь.

От этих слов Эвелин стало светлее на душе. К ней вернулось хорошее настроение, вернулась надежда, хотя бы потому, что она не была уверена, будут ли когда-нибудь у нее собственные дети.

— Спасибо. Очень приятно.

— Вы заслужили это и гораздо большее. — Она уже прощалась с Грином, когда в открытую дверь ее кабинета постучался Феррис.

— Доброе утро, — сказала она и махнула рукой — мол, входите.

Он подошел к ее столу и вопросительно посмотрел на нее.

— Оно действительно доброе?

Эвелин улыбнулась и жестом указала на окно.

— Еще какое? Вы видели солнце?

Джаспер Мур — сейчас он носил имя Энди Смит, а за прошедшие годы сменил еще несколько — сидел за столом с двумя дочками своей жены, пока та готовила им всем завтрак.

— Пап, что ты читаешь? — спросила старшая, восьмилетняя Миранда, и вытянула шею, чтобы посмотреть газету.

Джаспер оторвал глаза от статьи, которую перечитал уже дважды.

— Статью об одной женщине, которая руководит тюрьмой на Аляске.

— А где Аляска? — спросила младшая сестра, шестилетняя Челси, и встала на стуле на коленки.

— Это такое далекое-предалекое место, и там очень холодно, — ответил Джаспер.

— Холоднее, чем здесь? — уточнила девочка.

Джаспер усмехнулся.

— Мы живет в Аризоне. Почти везде холоднее, чем здесь.

Челси надула губы.

— Только не сегодня. Сегодня у нас дождь.

Джаспер сделал глоток кофе.

— Верно, даже у нас время от времени идет дождь, — согласился он.

— А сколько людей живет на Аляске? — задала новый вопрос неугомонная Челси.

— Не очень много, — ответил он. — Это уже край земли.

— А что такое край земли?

Ему следовало предвидеть этот вопрос.

— Это такое огромное пустое пространство, где живут разные звери.

Миранда, нахмурив брови, пристально разглядывала — фото Эвелин.

— А зачем такой красивой тете тюрьма в таком холодном месте?

— Это тюрьма нового типа. Они там пытаются заглянуть людям в головы, — пояснил Джаспер.

— А это можно? — Челси поморщила носик.

— Они пытаются.

— А разве это не больно? — На лице девочки был написан ужас.

Хиллари, жена Джаспера, сняла с плиты сковородку.

— Вряд ли такое место, как тюрьма, должно быть приятным. Туда сажают очень плохих людей.

— Вот и мне кажется, что это не очень приятное место, — сказал Челси.

— Думаю, Эвелин Тэлбот там не так уж и плохо, — заметил Джаспер. — Она ведь не сидит за решеткой. Подозреваю даже, что ей нравится ее работа и она уверена, что делает что-то полезное.

— А ты так не думаешь? — спросила Хиллари.

По лице его жены уже пошли небольшие морщины, и Джасперу это не нравилось. Неужели нельзя сделать ботокс или что-то в этом роде? Да и вообще, что она могла ему предложить? Разве что доступное тело, когда ему требовался секс, и деньги, которые она зарабатывала как медсестра. Ее заработок — единственное, на что он мог рассчитывать, когда сидел без работы, а он чаще сидел без нее, нежели работал. Кстати, именно по этой причине от него ушла его первая жена.

— Лично для меня психиатрия — это сплошное надувательство. Как можно узнать, на что способен человек, если просто дать ему заполнить опросник?

— Опросник? — переспросила жена. — Психиатры изучают поведение. Тем более что вокруг сколько ненормальных! Кто-то же должен их изучать и пытаться найти ответы.

Она всегда вела себя так, будто умнее его. Это тоже ему не нравилось. Однако он не стал на этом зацикливаться. Он давно уяснил для себя, какие люди важны, пусть всего лишь из практических соображений, поскольку обеспечивают ему комфорт, и какие представляют собой расходный материал, необходимый для удовлетворения… некоторых аппетитов.

— Я бы не хотела сидеть в тюрьме на Аляске, — сказала Миранда и даже поежилась.

Накладывая мужу в тарелку яичницу, Хиллари заглянула ему через плечо.

— А почему тебя так интересует этот Ганноверский дом? Всякий раз, когда о нем сообщают в новостях, тебя невозможно оторвать ни от газеты, ни от экрана.

Она даже не догадывалась.

— Хотелось бы когда-нибудь туда съездить и посмотреть.

— Тюрьму? — ужаснулась жена.

— Аляску, — ответил он со снисходительной улыбкой.