Эльфийский клинок - Ник Перумов

Молча, растянувшись длинной цепочкой, они шли через окружавший их каменный лес. Фолко спросил Двалина, зачем жившим под землей гномам потребовалось сооружать ещё и этот Замок.

— Этот Замок построили не гномы, Фолко, — негромко ответил Глоин. — Гномы лишь придали ему те очертания, что ты сейчас видишь. Пещера и Замок — их создали сами Горы…

Они остановились перед Камнем и некоторое время просто молча смотрели. Из-под него выбивался ручеёк; безмолвие огромной пещеры нарушало лишь негромкое бульканье текущей среди камней воды.

— В час, когда молчат все силы — и Тьмы, и Рассвета, и лишь Горы глядят на тебя багровыми зрачками Пламенных Очей, встань на Камень Дьюрина, спроси совета, и Начавший Начало ответит тебе… — вдруг нараспев, словно зачарованный, произнёс Хорнбори.

И прежде чем его успели остановить, он одним движением взобрался на заветный Камень. Подняв правую руку, он заговорил, медленно и торжественно, слова его падали, точно удары десятипудового молота. Он, естественно, говорил на собственном наречии Гномов, и Торин так перевёл хоббиту его речь:

— О Дьюрин, Великий Отец Молотов, ныне твои потомки взывают к тебе! Чёрный Ужас Глубин вновь овладел твоим древним царством, верхние Ярусы заняты орками. Подскажи нам, направь наши усилия!

Голос Хорнбори отзвучал и умолк; несколько мгновений в Замковом Зале царила тишина, а потом в сознании хоббита как будто зазвучал негромкий голос; он говорил не словами, вместо них рождались образы, смутные, слабые и неясные; и понять можно было только один общий призыв — вниз!

Однако пришедший ответ — если это был ответ — оказался слабым, еле различимым, как будто пришёл откуда-то из страшной дали…

А потом они шли к дальней стене Зала и уже не задавали друг другу вопросов и не говорили о пережитом. Хорнбори и Торин шли бок о бок и теперь уже не спорили. И Дори шёл, согнувшись под тяжестью мешка за плечами, не выпуская из рук топора, и Малыш с обнажённым мечом в правой и кинжалом в левой руке, и Фолко с луком и наложенной на тетиву стрелой. Они пересекли Зал и вступили в очередной коридор, круто уходивший вниз.

Они покинули Замковый Зал, и Фолко сразу же почуял неладное. Свинцовой тяжестью вдруг налился висящий на шее клинок, а ещё не отошедшее от боли сердце вдруг забилось судорожно и неровно; мгла окутала всё впереди, и свет их факелов не мог рассеять её. Серая липкая мгла сомкнулась над ними, ноги отказывались двигаться, но они шли, потому что знали, что так будет и что через это надо пройти. Что-то вроде цветной картинки билось, трепетало перед мысленным взором хоббита, он словно видел себя со стороны — сломленного, задыхающегося от несказанного ужаса, вытерпеть который невозможно, немыслимо, за которым — распад его существа; но он чувствовал и то, что пока прикрыт от этого ужаса — прикрыт его собственной волей и той древней силой, что заключена в Кольце Хорнбори и в его, хоббита, собственном клинке.

Мгла неожиданно отступила. Перед ними открылся полузаваленный обломками коридор. Они оказались на Седьмом Глубинном — последнем из ярусов Мории, ярусе складов и железоплавильных мастерских, ниже которого находились только Морийские Копи — десятки миль старых, заброшенных выработок, но блуждать по их переплетениям было, казалось, бессмысленно — там нельзя было отыскать ни воды, ни укрытия, ни хотя бы старого, пусть даже покинутого и разгромленного жилья. И всё-таки Торин повёл их вниз — их путь лежал сперва в Сто Одиннадцатый Зал.

Обрушившиеся своды коридора красноречивей всяких слов говорили о разыгравшейся здесь трагедии — то там, то здесь из груды обломков и мелкой каменной крошки торчала рукоять кирки; в одном месте они заметили покрытый чем-то тёмным гномий башмак. Они ступали осторожно, боясь потревожить древние могилы; Торин опасался, что дорога дальше будет перекрыта, но нет — между грудами обрушившегося камня и потолком оставалось достаточно места.

Сто Одиннадцатый Зал оказался неуютным местом. Когда-то его высокие своды поддерживало несколько рядов витых колонн — теперь все они лежали, разбитые на мелкие куски. Из Зала, когда-то служившего чем-то вроде весовой — в углу ещё сохранился железный остов больших весов для взвешивания руды, — вели ещё три коридора. Один вёл вниз — к копям, оттуда тянуло знакомым сухим жаром, другой круто забирал вверх, превращаясь в узкую лестницу, ведущую куда-то на другой ярус; третий коридор заканчивался глухим тупиком. Дори простучал перегородку своей киркой — звук был тупой, за сложенной из тщательно обтёсанных камней стеной, казалось, залегала коренная скала. Как и во многих залах Мории, здесь была вода — она сбегала в каменную чашу из пронизывающих всю Морию труб.

Только здесь гномы заговорили. Нужно было идти к Пламенным Очам, на дно Копей — только там можно было отыскать дверь в Подморийские Пути. Торин предложил всем поспать перед решающим броском, но никто из гномов не мог даже помыслить о сне. Точно тошнота, страх подступал к горлу, и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не поддаться ему. Они решили дать лишь краткий отдых натруженным ногам и спинам, чтобы потом сразу же спускаться вниз. Фолко из любопытства решил пройтись с факелом по залу. Глоин напомнил остальным о мифриле, спрятанном где-то в стенах зала; Бран и Скидульф решили пойти с ним. Гномы начали от ведущего к копям коридора, тщательно простукивая стены. Гномы едва успели взяться за дело, когда Фолко неожиданно глянул в тёмную глубь коридора и предостерегающе крикнул. Стены и потолок озаряли быстрые вспышки рыжего пламени; они приближались. Вскочили на ноги и схватились за оружие остальные гномы; Фолко со всех ног кинулся к своему луку.

Он успел вовремя. Свет буйного пламени залил ближайшие извивы коридора, и остолбеневшие гномы увидели, как мимо них в зал проползло стремительное, гибко вьющееся тело, вокруг которого бился ореол самого настоящего огня. Существо заметило гномов, замерло, изогнувшись, словно перед броском; стоящие ближе увидели два маленьких холодных глаза на чёрной голове, вокруг которой вились рыжие языки не оставлявшего дыма пламени. На мгновение всё замерло, а потом раздалось гудение тетивы эльфийского лука, и стрела вонзилась под левый глаз существа и вышла наружу, тут же вспыхнув; но свое дело она сделала, остановив прыжок чудовища и погасив его пламя. Спустя мгновение лишь короткие синие искры пробегали вдоль длинной чёрной спины, круглая голова ткнулась в пол.

Несколько мгновений никто не мог пошевелиться, а потом потрясённо заговорил Глоин:

— Огнистый Червь! Огнистый Червь!

Гном отступил на шаг, невольно подняв ладони к лицу, но тут же опомнился.

— Скорее, братья, скорее, нужна сеть! — крикнул Двалин. — Я тут видел где-то…

Он уже тянул из-под груды щебня сплетённую из тонких железных канатов большую сетку — в ней поднимали мешки с рудой. Ему на помощь поспешили Грани, Гимли, Трор и Бран.

— Что ты хочешь делать? — схватил Глоина за рукав Торин.

— Пусти!.. Ты разве не знаешь, чем растапливал свой Горн Великий Дьюрин?! Это же чудо из чудес! — Мориец задыхался. — Огнистые Черви водились когда-то в самом сердце гор, получая жизнь в огне Пламенных Очей. Первый Гном ловил их и плавил на них железо, и все знают, что заклял их Дьюрин и что они, если выползают наверх, тянутся к его Горну. Горн где-то неподалёку, ищите его, братья! И ещё говорят, что Черви ползут к тому месту, где был убит их сородич. Если это правда, то вскоре их здесь будут целые полчища!