Бальзак без маски - Пьер Сиприо

Между тем она мечтает о детях, чтобы было кому оставить в наследство все, чем владеет. В ее образе мы снова видим Францию в ее стремлении к покою и безопасности, Францию, которая надеется «спасти свой вечный уют, свои древности и лаковые безделушки… У таких прекрасных вещей должен же быть хозяин!»

Хозяином в итоге станет Дю Бускье. Чем же он заслужил такое счастье? Городские сплетники утверждают, что это именно он «осчастливил» ребенком девушку Сюзанну. На самом деле здесь постарался кавалер де Валуа, сумевший свалить славу за этот «подвиг» на своего закоренелого врага. Дю Бускье льстит репутация волокиты, к тому же он уже 15 лет опекает местный приют для детей-сирот.

Сделавшись мужем мадемуазель Кормон, бывший республиканец Дю Бускье старается заручиться поддержкой всех «благоразумных» горожан и добиться избрания от партии либералов. Своей деятельностью он будет способствовать пришествию к власти Луи-Филиппа, а в 1830 году самолично сорвет белый монархический стяг. В награду он получит пост начальника налоговой службы и репутацию «сильного» политика, который сумеет превратить Алансон в промышленно развитый город.

Все эти достижения нисколько не радуют Розу Кормон. Став супругой Дю Бускье, она, готовая «сто лет гореть в аду ради счастья материнства», обнаруживает, что вышла замуж за импотента.

Дю Бускье насквозь лжив в своей общественной деятельности. Роза Кормон лжет мужу, притворяясь, что обожает его, тогда как на самом деле не испытывает к нему ничего, кроме ненависти. Но уж лучше выглядеть в глазах окружающих женой самого выдающегося в городе человека, чем жить в одиночестве. Все-таки Бускье «лучше, чем собака, кошка или канарейка — услада стародевической жизни».

Мадам Дю Бускье ищет утешения и опоры в религии. Факт своего замужества она начинает рассматривать, как «вериги, которые помогают доброй христианке в искуплении грехов».

В 1830 году умирает кавалер де Валуа. Это время знаменует победу во Франции людей типа Дю Бускье, громогласно вещающих на всех углах о «публичном образовании», о «школе гуманизма» и о «светоче истории».

Выбор Дю Бускье Розой Кормой мифологичен. Он означает, что Франция больше не хотела рассчитывать на помощь Церкви («Кюре из Тура»), предпочтя идеи, заимствованные у «беспорядочных, яростных и бесполезных революций, способных разрушать, но не способных созидать».

Чтобы оторваться от властно притягивающего к себе рояля, Владимир Горовиц проводил дни и ночи в поездах. Точно так же и Бальзак видел в путешествиях единственный способ оставить хоть на время перо.

19 февраля 1837 года он приехал в Милан и поселился в гостинице «Белла Венеция», неподалеку от Ла Скала. Праздная жизнь захватила его. Парижские друзья снабдили «знаменитого синьора де Бальзака» необходимыми рекомендациями. Графиня Сан Северино представила его своему брату Альфонсу-Серафену, князю ди Порчьо, и своей приятельнице Кларе Маффеи; княгиня Бельджиожозо познакомила его со своим кузеном маркизом Жоржем-Теодором Тривульцио.

Бальзак ходил по музеям и мастерским художников и проводил вечера в Ла Скала. Его новый знакомый писатель Манцони горел желанием показать ему свой новый объемистый роман «Жених и невеста», но… Бальзак дал ему понять, что пишет столько, что не в состоянии еще и читать. Как-то на улице к Бальзаку подскочил незнакомый человек и выразил желание обнять писателя. Тот не смог отказать. И тут выяснилось, что пылкого почитателя интересовал не столько сам Бальзак, сколько его часы. Пришлось даже пустить в дело трость. Жулика поймали, а известность Бальзака стремительно выросла.

Впрочем, он и сам не прочь был пообниматься, особенно когда его познакомили с 23-летней Кларой Маффеи. При виде Бальзака она встала на колени и прошептала: «Преклоняюсь перед гением».

Пройдет несколько лет, и «малютка» Клара Маффеи станет настоящей музой Рисорджименто, вокруг которой объединятся и тоскующие по своей республике генуэзцы, и мечтающие о независимости миланцы, и сторонники коллективного правления пьемонтцы, и свободолюбивые жители Романьи.

13 марта Бальзак выехал из Милана в Венецию. Здесь он остановился в гостинице «Альберго Реале», впоследствии переименованной в отель «Даниэли». Желание посетить этот город охватило его после посещения картинных галерей. Но попав в Венеции под проливной дождь, он быстро понял, что его гораздо сильнее влечет к Кларе Маффеи, чем к венецианским улицам. Город показался ему стоящим на грани гибели. Даже статуи напоминали «древних старух». Нет, решительно ему нужна Клара! «Воображение способно нарисовать нам тысячи Венеций, но не может заменить ни хорошенькую женщину, ни удовольствие, ни страсть».

Несчастье Италии, казалось ему, заключалось в том, что и во времена упадка она сохранила в целости великие произведения искусства, о которых на фоне ужасающей нищеты Венеции неловко было даже говорить. Утопающие в грязи улицы опустошенного, разграбленного, голого города, по которым «скользят бледные призраки» вместо людей. Несчастная Италия! Несчастная и вместе с тем счастливая, потому что никакого мрамора и позолоченной штукатурки никогда не будет слишком много, чтобы прикрыть ее нищету.

19 марта, за два дня до отъезда, Бальзак прокатился в гондоле и открыл для себя венецианскую живопись. Ему бросились в глаза «великолепный колорит и замечательное величие идеи», но решительно не понравился «искаженный рисунок». Бальзак вообще не любил фресок, считая их «неистинным» искусством.

Во время путешествия в Иерусалим Шатобриан сумел в обнищавших, изнывавших под турецким владычеством Афинах увидеть Афины Перикла. Бальзаку же показалось, что за современным фасадом он угадал средневековую Венецию.

«Сегодня из окон дворца Мемми низвергались целые потоки огней, освещавшие сотни стоящих на приколе гондол; нарядные гости в масках толпились в пиршественной зале вокруг празднично накрытых столов; с галерей лилась музыка; дворцовые лестницы оглашали взрывы хохота, и казалось, что вся Венеция собралась сюда веселиться». Бальзаку вспоминался Рабле, для которого «звон бокалов был сладчайшей музыкой, а смех — лучшей из песен».

Не меньше понравилась ему в Венеции и ее тишина, та тишина, за которую любил этот город Вагнер, утверждавший, что здесь слышно как «спит вода».

Завороженность и тишина… На приеме у графини Соранцо его вниманием завладела некая дама по имени Элина Контарини, принявшаяся читать ему нотацию. Она решила, что непременно должна обратить господина де Бальзака. Об этом узнала Ева Ганская. Ее возмущению не было предела. Как? Другая женщина смеет на него влиять? Оноре попытался отделаться от нудной собеседницы, прикинувшись последователем Спинозы: он-де исповедует земную религию, а если человек несовершенен, то ответственность за несовершенство должен нести Господь Бог, создавший человека именно таким.

За время пребывания в Венеции Бальзак уладил дело о наследстве, порученное ему графом Гидобони-Висконти. Наследников оказалось трое, и доля каждого была не слишком велика. Все же ее хватило на оплату его дорожных издержек. Он получил за свои хлопоты некоторое вознаграждение, а по возвращении граф Гидобони-Висконти согласился выступить его поручителем по некоторым наиболее неотложным долгам.