Дети Бога - Мэри Д. Расселл

— И все же, — заметил Джозеба, — были руна, которые остались с джана'ата…

— Сипадж, Хозей, они были предателями, — убежденно сказала Пуска. — Ты должен понять это. Они разбогатели, продавая трупы мертвых солдат джанада, которые были готовы на все за кусок мяса. Но эти руна заплатили за свое предательство: в конце концов джанада съели и их тоже.

— Сипадж, Пуска, кое-кто сожалеет, что продолжает расспрашивать…

— Нет нужды извиняться. Кое-кому нравится отвечать.

— Были руна, которые остались с джанада — даже после войны, даже сейчас. — Джозеба внимательно за ней следил, но Пуска не закачалась, — Они говорили, что любят джана'ата.

— Иногда так и есть. Руна — благородный народ, — сказала она. — За доброту мы платим добротой.

— По-твоему, они неправы, что живут с джана'ата? Они тоже предатели, как и спекулянты?

— Не предатели. Простофили. В конечном счете их съедят. Джанада ничего не могут с собой поделать. Они так устроены. Преступность джанада в их генах, во всем их образе жизни, — спокойно сказала Пуска.

И вот тут Джозеба вспомнил хорал.

— Сипадж, Пуска, кое-кто хочет понять это. Ты терпелива, и кое-кто благодарен. На севере сказали, что Хлавин Китери начал освобождать руна…

Впервые с начала разговора Пуска заволновалась, поднялась и стала расхаживать.

— Освобождать! Освобождение означает: «Мы съедим вас, когда вы будете старше!» Джанада твердил и, что мы неразумны! Вот где глупость: Хлавин Китери, в одиночку выходящий биться с армией в двести тысяч. Неразумно было отказываться вести с нами переговоры! Хозей, мы предлагали им соглашение! Освободите пленных, и мы оставим вам север. Хлавин Китери выбрал сражение. Он был безумен — так же как все, кто в него верил.

Она посмотрела прямо в его глаза.

— Сипадж, Хозей, руна делали для джанада все. Они держали нас в подчинении и давали нам столько корма, чтобы мы были лишь хорошими рабами. Мы принимали наше рабство, пока не пришли ваши люди и не показали, что мы можем получать столько еды, сколько нам требуется. Слушай меня, Хозей! Это не повторится. Те времена ушли навсегда. Мы больше не будем рабами. Никогда.

Он не попятился, хотя это было непросто: рунао, восставшая в праведном гневе, была серьезной угрозой.

— Сипадж, Пуска, — произнес Джозеба, когда она сумела успокоиться, — ты росла вместе с Ха'аналой. Что ты думаешь о ней? Была ли она тоже безумной?

После долгого молчания Пуска сказала:

— Кое-кто думал о Ха'анале. Она не была безумной. Но она покинула наших людей, чтобы идти с безумными! Поэтому сердце кое-кого было в смятении. Супаари был один из нас, но Ха'анала так и не вернулась домой.

— Ты знала, куда она пошла после того, как покинула Труча Саи?

— Она пошла на север.

Повисла неловкая пауза, затем Пуска призналась:

— Кое-кто думал, что она, возможно, в Инброкаре.

— Во время осады? — спросил он.

Пуска вскинула голову, подтверждая.

— Пуска, чего ты желала для Ха'аналы?

— Чтобы она вернулась домой, — твердо сказала Пуска.

— А когда она этого не сделала?

Пуска начала раскачиваться, а когда заговорила, то ответила не на его вопрос, а своей совести:

— Джанада изменились первыми. Они не оставили нам выбора! Джанада сделали нас свирепыми. — Не глядя на него, Пуска добавила: — Голод ожесточает. Кое-кто надеялся, что Ха'анала умрет быстро.

— А когда Инброкар пал, сколько людей умерло быстро? Она отвела взгляд. Но Пуска ВаТруча-Саи была храброй женщиной и не уклонилась от ответа.

— Они были для меня как трава, — сказала она. — Я их не считала.

Инброкар

2072, земное время

— Они уже за стеной, — доложила Таксаю, и ее слова отдались гулким эхом в каменной глотке ветровой башни, высившейся во дворе посольства.

— А мой господин муж? — крикнула снизу Суукмел Чирот у Ваадаи, глядя на платье Таксаю и ее обутые в шлепанцы ступни. — А Верховный? Ты их видишь?

— Там! — после паузы сказала Таксаю, вытянув руку на юг, по направлению к сверкнувшим доспехам. — Верховный надел золотой набрюшник и нахвостник. И серебряные наручные и набедренные пластины. Посол слева от него, весь в серебре. Они во главе военного отряда, знать — позади них.

— А другие? — спросила Суукмел, взирая снизу на свою рунскую… Кого? Не служанку — уже нет. Компаньонкой Таксаю бывала часто. Союзницу, может быть? Теперь для нее нет слова в к'сане. — Сколько их?

«Много, — думала Таксаю, ощущая запретный трепет. — Нас так много!» Как описать это женщине, ничего не видевшей за шторами своих носилок или за стенами резиденции? Всю жизнь госпожа Суукмел руководствовалась сложной конструкцией власти и отношений, деликатной сетью джана'атской политики, но вот это не было абстракцией. Это была физическая мощь.

— Мятежников точно волос на теле, — рискнула сказать Таксаю. — Словно листьев мархлара, моя госпожа, — слишком много, чтобы сосчитать.

— Я поднимаюсь, — объявила Суукмел.

Теперь, когда вышла из строя электрическая сеть, питавшая радиосистему, городом правили слуги, а Суукмел жаждала информации. Игнорируя протесты Таксаю, она принудила себя взобраться по внутренней спирали ветровой башни, чтобы самой увидеть собравшуюся толпу, но когда встала рядом с Таксаю и подняла вуаль, то зашаталась.

— Тебе плохо? — воскликнула Таксаю, в испуге хватая Суукмел за руку.

— Нет! Да! Я не…

Уронив вуаль, Суукмел закрыла глаза. На расстоянии, превышавшем длину коридора или банкетной комнаты, все цвета выглядели расплывшимися, затуманенными.

— Помоги мне, — сказала Суукмел, справившись с головокружением, и вновь подняла вуаль. — Скажи, что там. Все смешалось.

Таксаю сделала, что могла, указывая на ориентиры, известные Суукмел понаслышке, и знакомые объекты. Здания выглядели, точно игрушки, а деревья а'аджа, подобные тем, что росли во дворе Суукмел, казались сучками или саженцами, а то и вовсе не были различимы в этом хаосе форм. Руна были лишь цветными пятнышками, словно узелки на лишенном узоров ковре. Взбешенная, ощущая тошноту из-за бессмысленной сумятицы, Суукмел сдалась и отступила вниз по пандусу — к своему убежищу в основании башни.

Маленькая комната была последним бастионом ее уединения; посольство переполняли беженцы. Следуя примеру Хлавина Китери, Ма Гурах Ваадаи принял столько людей, сколько можно было прокормить, но с последствиями пришлось иметь дело именно Суукмел. Дабы избежать голода, забили всех руна — кроме тех, без кого нельзя было обойтись; в городе осталось мало слуг и на них навалили столько работы, что можно было понять, почему они сбегают, присоединяясь к мятежникам. Даже реформы Верховного не подготовили джана'атских женщин к жизни в тесных помещениях среди незнакомцев. Никто уже не знал, у кого какой ранг. Сопровождаемые рычанием ссоры вспыхивали постоянно, как дождь, и слишком часто заканчивались кровопролитием…