Всего одно злое дело - Элизабет Джордж

Капитан Миренда попросила их подождать в молельне. Это Сальваторе не понравилось, но он решил, что компромисс не помешает. Carabinieri направили по этому вызову женщину по вполне очевидным причинам, и если она могла открыть здесь необходимые двери, то он не возражал.

Капитан взяла монашку за руку, и вместе они скрылись за резной загородкой, из-за которой появились чуть раньше. Через несколько минут капитан вернулась, но сейчас с ней была совсем другая монахиня, и она не испугалась их присутствия, как первая. Капитан Миренда представила ее как мать-настоятельницу. Именно она вызвала carabinieri на виллу Ривелли.

– Вы хотите видеть Доменику Медичи? – спросила мать-настоятельница.

Она была высокой статной женщиной, без определенного возраста, в бело-черной накидке. Она носила очки без оправы, которые Сальваторе видел на монахинях в юности по телевизору. Тогда такие очки казались смешными – старина, давно вышедшая из моды. Сейчас же они были в тренде и выглядели модерновыми на фоне остальной одежды матери-настоятельницы. Сквозь стекла очков монахиня посмотрела на Сальваторе взглядом, который тот очень хорошо помнил еще со школьной скамьи. Этот взгляд требовал только правды и обещал, что любая ложь будет быстро раскрыта.

Ло Бьянко вспомнил, что узнал о Доменике Медичи от ее родителей: она жила на территории виллы Ривелли и работала кем-то вроде служительницы. Он добавил к этому то, что уже рассказал капитану Миренде. Это очень важное дело, заключил он. Речь шла об исчезновении ребенка.

Тогда заговорила женщина-полицейский:

– Доменика Медичи находится на территории монастыря. Но в его стенах нет никакого ребенка.

– Вы провели обыск? – спросил Сальваторе.

– В этом нет необходимости, – ответила капитан.

На секунду Ло Бьянко подумал, что она считает слова матери-настоятельницы достаточным доводом, и увидел, что Линли подумал то же самое, потому что тот пошевелился рядом с ним и произнес тихим голосом: «Strano»[287].

«Действительно странно», – подумал Сальваторе. Но мать-настоятельница все объяснила. «Здесь был ребенок», – сказала она. Из окон монастыря она сама лично видела и слышала девочку. Монахиня решила, что девочка была родственницей, которая приехала на время пожить у Доменики. Тем более что привез ее кузен Доменики. Она играла на территории виллы и помогала женщине в ее работе. То, что она может не быть членом семьи Доменики, никому в монастыре не пришло в голову.

– У них нет никаких контактов с внешним миром, – пояснила капитан Миренда. – Они не знали, что в Лукке пропала маленькая девочка.

Сальваторе чуть не спросил, зачем же тогда вызвали carabinieri. Но это оказалось не важно, так как тот же вопрос задал инспектор Линли. Из-за криков, спокойно объяснила им мать-настоятельница. И из-за той сказки, которую рассказала ей Доменика, когда за ней послали монахиню и хорошенько расспросили.

– Lei crede che la bambina sia sua[288], – опять вмешалась капитан Миренда.

«Ее собственный ребенок?» – подумал Сальваторе.

– Perchй? – спросил он.

– И pazza[289], – был ответ капитана.

Сальваторе знал из беседы с родителями Доменики, что девушка была не совсем в себе. Но вот то, что она поверила, что ребенок, привезенный ее кузеном, был ее собственным, разворачивало ситуацию под совсем другим углом. Доменика действительно была сумасшедшей, а не просто недоумком.

Тихий голос матери-настоятельницы дополнил остальные детали, которые и составляли информацию, что ей удалось получить, прежде чем она позвонила в полицию. Мужчина, который привез девочку на виллу, однажды обрюхатил Доменику. Ей тогда было семнадцать лет. Сейчас ей двадцать шесть. Для бедняжки возраст девочки показался подходящим. Но, конечно, малышка не была ее ребенком.

– Perchй? – снова спросил Сальваторе.

И опять ему ответила капитан:

– Она молилась, чтобы Господь забрал ребенка из ее тела так, чтобы это не заметили ее родители.

– И successo cosi?[290]– На этот раз вопрос задал Линли.

– Si, – подтвердила капитан.

Именно это и произошло. Или, по крайней мере, это то, что рассказала Доменика матери-настоятельнице, когда полицию пригласили в монастырь по поводу ужасных криков маленькой девочки. Сама капитан Миренда собиралась допросить Доменику Медичи. Она не будет возражать, если синьоры составят ей компанию.

Мать-настоятельница заговорила в последний раз, прежде чем удалиться.

– Я не знаю, что произошло, – прошептала она. – Она сказала, что должна была приготовить девочку к встрече с Господом.

Линли не испытывал трудностей в понимании того, что говорилось, но сейчас он хотел бы не знать итальянский. Проследить Хадию до этого Богом забытого места – ведь никого, кроме Хадии, не могли привезти в этот монастырь – и опоздать всего на несколько часов… Томас не мог представить себе, как будет рассказывать об этом родителям девочки. Он и подумать не мог, как сообщит эту информацию Барбаре.

Инспектор медленно шел за офицером carabinieri и Ло Бьянко. Капитану Миренде объяснили, где можно найти Доменику Медичи. Недалеко от виллы, скрытые живой изгородью из цветущих камелий, находились каменные стойла. Там сидела женщина, одетая в тряпки, напоминающие одежды матери-настоятельницы. Она сидела на низкой скамеечке и доила козу, прижавшись щекой к ее боку и закрыв глаза.

Линли принял бы ее за монахиню, если бы не небольшое отличие в накидке. Основные черты ее одеяния были теми же, что и у сестер: белые одежды и черная вуаль. Большинство людей, увидев Доменику, решили бы, что она член этой отшельнической общины.

Женщина была настолько погружена в свое занятие, что не заметила, что кто-то вошел. Только когда капитан Миренда окликнула ее, Доменика открыла глаза. Она не удивилась приходу незнакомцев. Еще меньше удивил ее тот факт, что одна из пришедших была одета в форму carabinieri.

– Chiao, Domenica, – сказала капитан Миренда.

Доменика улыбнулась. Она встала со своей скамеечки, нежно шлепнула козу по спине и отправила ее к трем другим, в дальний угол стойла, к двери, состоящей из двух половинок, через верхнюю из которых просматривался загороженный загон. Затем вытерла руки о подол платья под ее фальшивой монашеской накидкой и жестом, напоминавшим жест монахинь, который Линли видел в сериалах и кино, спрятала руки в рукава и замерла в позе, означающей одновременно смирение и ожидание.